5 апреля
Пасха. В 6 утра, до сводки: «Комендант города Москвы, удовлетворяя просьбу верующих, разрешает передвижение всю пасхальную ночь». Как за молоком, очередь в Брюсовском переулке в церковь — святить. Молодые и люди средних лет с авоськами, узелками, просто с пакетами под мышкой: несут святить куличи.
Сегодня Турция судит двух советских за мнимое покушение на фон-Папена. Явно Турция, а Болгария в ближайшем будущем. Японцы лезут в Индию, которая не приняла глупые английские предложения. Была у Тани Васильевой, получила из Куйбышева кофе. Таня сильно недоедает. Верит в хорошую весну, мечтает провести отпуск в Поленове. Поволоцкая получила письмо от Гофеншефера: описание нашего отступления в Крыму.
Ночь, как чернила. Болит печенка. Давно не было тревоги. Завтра обед у мамы по случаю Пасхи. Много работала. Прочитала уйму дневников немцев, их письма. Ужасно, как один описывает истребление наших в Киевском окружении: как клопов.
Друг, товарищ, самое родное на свете существо — Боря!
Все тяжелее и тяжелее. От Ины письмо. Поволоцкой от Бени письмо, где он пишет, как он командовал расстрелом наших дезертиров. Бедный еврей! Тоня рассказывала еще про одного еврея, который сам расстреливал своих танкистов. Было очень страшно, но приказ. Это в октябре.
На пасхальный обед к маме пришел А. А. — похож на попа, голодный. Папа занят японцами. Смещен Каганович. Я рада. В Индии дела плохи. Москва взволнована, объявили 200 грамм мяса и масла. В гостинице у Ильи проходной двор, а он ухитряется работать. Ночью беспрерывно стреляли зенитки. Бомба попала в Стремянный переулок. Много убитых. По городу зловещие рассказы о Ленинграде, о наступлении немцев. Все боятся весны.
Подписала договор — буду собирать материалы о Зое Космодемьянской. Позвала Раю, не знаю, зачем.
Холодная весна, днем течет, ночью морозит. О Донбассе больше ничего не слышно.
Сегодня два дня не горел свет, испугались, что выключили на три недели. Это бывает. И отопление у нас не работает. Работаю в перчатках. Эти два дня не стреляли зенитки.
Нужно написать Ине, девочкам, Захаровой матери, и нет ни сил, ни воли. Полная инертность.
Если я что-то делаю, то это благодаря Илье.
Разговоры о планах на лето меня раздражали, как вообще все разговоры о будущем. У меня его нет.
Странно — так хочется перестать жить, а когда бомбят — страшно.
Много времени уходит на Зою.
Приходил Хенкин — рассказывал о Люси, о ее нежелании жить у нас. Предпочла быть нашей разведчицей в другой стране. Наверное, она погибла. Говорили о Франции.
Приехал Гроссман. Убиты Крымов и Гайдар.