authors

1574
 

events

220684
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » Irina_Erenburg » Мой дневник во время войны - 1

Мой дневник во время войны - 1

10.10.1941
Москва, Московская, Россия

Сегодня, с 10-го октября, впервые есть слухи о Киевской армии. Говорят, она частично погибла, частично сдалась в плен. Приехал Осипов[1]. Он попал в Харьков за несколько дней до взятия города. Их было 16 человек. За 30 дней прошли 600 километров, прятались в скирдах. Их спас неубранный хлеб. Много деревень, где немцев вообще не было. Борю[2] видел 20 сентября. По слухам, заняты Курск и Симферополь. В газетах хоронят Крым. От мамы ничего нет.

В поезде Москва-Куйбышев у меня было тупое отчаяние от свершившегося. В Москве мне казалось, что не все потеряно. Отъезд, вернее, бегство, потряс меня. Я не думала о Борисе, о войне, о маме. Произошла катастрофа. Очумелая Москва. Косой снег. Казанский вокзал, по которому все только бегают. Спрашивают друг друга, на каком пути стоит поезд с таким-то институтом, заводом… Забытые бесхозные чемоданы, неумело завязанные узлы, потерянный портфель Ильи с рукописью[3], посадка в дачный поезд — в нем эвакуировались «Красная звезда», «Информбюро», радио и так далее. Рядом со мной сидел Ярославский[4], который плакал. Невыкопанная картошка, покрытые снегом кочаны капусты… Грязные, как всегда, окна вагонов.

Последний звонок из Киева. Я приняла снотворное и провалилась. Меня разбудил телефон. Я знала, что Киев в полукольце. С часу на час ждали, что кольцо замкнется. Мы научились читать сводки. Они всегда смягчают обстановку. Я уже не надеялась, что Боре удастся позвонить.

Последние дни говорят о смерти Афиногенова[5]. Дженни на последнем месяце, и от нее скрывают. Бомба попала в ЦК, там и погиб Афиногенов. Немцы продолжают наступать. Они все возьмут. В Гранд-Отеле, где мы жили несколько дней, говорили, что помогут Англия и Америка, об ошибках прошлого, о мнимых надеждах. Мне все это неважно. Нам дали квартиру, вернее, Илье. С нами живет Габрилович[6], который ищет самоубаюкивания, да и все его ищут, кроме Соловьева — он уехал в Тифлис, кроме Погодина[7] — ему на все наплевать. На рынке я видела, как женщины убивают свою жизнь на добывание еды за большие деньги. И если бы только теперь, нет, это давно. Я знала, что страна голодает, но мы старались этого не замечать, как и многое другое.

Говорят, что покончила с собой Марина Цветаева. Очень ее жалеем. Надо же — приехать из эмиграции на родину и здесь повеситься! Довели!

Захар[8], наверное, погиб, это очень страшно.

Боже, увидеть бы Борю живым и уехать с ним куда угодно.

На рынке еврей недодал продавщице рубль. Беззлобные разговоры: «на то он и еврей».

Бальтерманц[9] еще верит, но где-то закрадывается сомнение. Все подготавливают Дженни, говорят, что, может быть, с Афиногеновым несчастье, но она не верит. Ей легче, у нее есть ребенок, а у меня…

3 часа ночи. Только что вернулись с Габриловичем из магазинов. По случаю 7-го ноября магазины открыты до 3-х с половиной утра. Искали конфеты, купили подушечки и жареную курицу. Илья хоть поест. Весь город ходит с авоськами.

Сегодня рассказывали про корреспондента, который в Киевском окружении застрелился. Он был тяжело ранен. Дженни рассказали о гибели Афиногенова. Она даже не заплакала. Сегодня я целый день что-то готовила, убирала. Сколько у нас крыс! От мамы ничего. На Москву новое наступление. Крым берут. Взяли Феодосию. Немцы ходят по Сережиной могиле[10].

Говорили о процессах. До чего страшный мир… Нина Габрилович из Ташкента просила мужа заехать в Москву и взять ее хрустальные вазочки.

А Рая[11] с Семкой думают о том, где бы спастись. Я тоже предпочитаю быть женою труса, а не вдовой героя.

Выступал Сталин. Сказал о 2-ом фронте. Было плохо слышно. Слушали в домоуправлении. Все волновались. До этого разговор Ильи с Шолоховым об евреях. После поражения все всплыло. Шолохов говорит, что евреи трусы. Сколько антисемитизма! Погодин напился и спал в комнате иностранных корреспондентов. Это совершенно гнусная личность. Полдня, проведенные мною в Гранд-Отеле, очень мрачны.

Из окна видно освещенное «1941», как будто это Новый год. От мамы ничего. Вспомнила кошмар последнего звонка. Меня разбудил телефон. Междугородний. Боря. Я свалилась с тахты и потеряла ориентир… Никогда мне не найти дверь в коридор, где стоял телефон. Я обезумела от мысли, что телефон сейчас может замолчать. Решила пробираться к заветной двери на четвереньках. Обрушилась этажерка с книгами, значит, я ухожу от двери. Переменила направление и наткнулась на письменный стол. Хоть бы Люба[12] или Илья проснулись! Загремела посуда — другими словами, я ползу вдоль правой стены комнаты. А телефон все не замолкает. По-моему, я кричала. Вставала на ноги. И наконец я уперлась руками в батарею, значит, я у окна. Я сорвала бумажные шторы затемнения, значит, дверь в противоположной стороне, я побежала к ней, и в этот миг замолк телефон. Для меня навсегда. Потом, до бегства из Москвы, я спала, выставив изголовье тахты в коридор. Даже после того, как появилось в газете сообщение, что Киев оставлен.

Сегодня Илья и другие корреспонденты говорили, что в связи с поражением каждый пересматривает свою судьбу. У меня ее нет.

Была на Цыганском рынке, продают старую рвань дамы типа тех, что были во Львове. Расплата за «освобождение» Львова. К сожалению, расплачиваются не те, которые там все скупали.

От Насти[13] письмо. Вспоминала, как она меня целовала, когда мы эвакуировались: «Бедная моя евреичка». Она добрая.

Изо дня в день — жратва, топка плиты, поиск таза или сковородки и переливание из пустого в порожнее.

Вчера Семка принес трактат — как победить немцев.

14-го будет два месяца с последнего от него известия, а 26-го декабря восемь лет нашей с Борей совместной жизни.

Какое было счастливое время, когда он звонил мне из Киева, и я плохо, но слышала его голос.

Сегодня в «Правде»: «…нам ли, стране и т. д…. бояться кого-нибудь, евреи ли они или нет…»[14]. В столовой надпись: «Входя, не забудь взять у швейцара вилку». Уже было когда-то.

Отчаянный ветер и холод.

 



[1] В. Осипов — журналист.(Прим. ред.).

[2] Боря — Лапин Борис Матвеевич (1905–1941) — писатель, поэт, переводчик, муж Ирины Ильиничны Эренбург.(Прим. ред.).

[3] Илья тогда потерял заключительную часть романа «Падение Парижа». Позже он ее дописал.

[4] Сейчас, думаю, мало кто знает, что Емельян Ярославский написал историю Коммунистической партии и был членом ЦИКа. Вид этого плачущего старика из чуждого мне мира еще больше усугублял ощущение катастрофы.

[5] Афиногенов был известным драматургом. Дженни [Афиногенова Дженни (1905–1948) — жена писателя А. Н. Афиногенова.(Прим. ред.).] — его жена, американка. Она приехала в Москву с группой туристов, влюбилась в Афиногенова, приняла советское подданство, чтобы выйти замуж, родила дочь Джою и приспособилась к нашей жизни, перенеся американские обычаи в Переделкино, где у Афиногенова была дача.

[6] Евгений Габрилович в юности был дружен с Борей. Они вдвоем выпустили книжечки стихов в 1921 и 1922 годах. Позже Габрилович стал сценаристом.

[7] Николай Погодин, преуспевающий драматург, жил в Лаврушинском, но мы с ним мало общались. Трезвым я его ни разу не видела.

[8] Захар Хацревин [Хацревин Захар Львович (1903–1941) — писатель, соавтор Б. М. Лапина.(Прим. ред.).], ближайший друг Бори. Они написали много книг вместе. Высокий, красивый. Захар пользовался успехом. Он не был женат, боялся женщин своего круга и, насколько я догадывалась, отдавал предпочтение официанткам и продавщицам. Он был болен эпилепсией, но скрывал это даже от Борн. Думаю, что его странности объяснялись болезнью.

[9] Дмитрий Бальтерманц был фотокорреспондентом «Красной звезды». Он был хорошим другом, храбрым человеком, талантливым, но неоднократно попадал в неприятные истории. Его жена Тоня говорила — «Митя невезунчик».

[10] Сережа Сорокин — мой единоутробный брат. Он умер в шестнадцатилетнем возрасте в Феодосии от прободения желудка. Вскрытие показало самозарубцовывающиеся язвы. Сказалось голодное детство. Похоронен Сережа в Коктебеле. Его смерть была первым моим горем. Тогда я поняла, что горе одиноко.

[11] Рая — жена поэта Семена Кирсанова. Первый день войны застал их в Риге. «Было очень страшно, латыши стреляли в русских», — рассказывала Рая. Боря и Захар отдали им свои билеты, которые получили, будучи военнообязанными. Как они сами добирались до Москвы — не помню, но я встречала рижские поезда в течение трех суток и была уверена, что Боря погиб в Латвии.

[12] Люба Козинцева-Эренбург — вторая жена Ильи. Она была художницей, ученицей Экстер [Экстер Александра Александровна (1884–1949) — художница.(Прим. ред.).] в Киеве, где они с Ильей и познакомились. Илье нравилась живопись Любы, он всячески поощрял ее, но, видимо, лень помешала ей стать крупной художницей.

[13] Настя — наша домашняя работница. Она украла все вещи Захара, которые он перед отъездом на фронт перенес к нам, часть моих и Бориных вещей, но не тронула ничего, что принадлежало Любе и Илье. Через некоторое время она мне позвонила и предложила снова поступить ко мне в работницы. Для меня Настя до сих пор остается загадочной девушкой.

[14] 10 ноября 1941 года на 4-ой странице «Правды» была напечатана редакционная статья «Трусливая болтовня Гитлера». В ней речь шла о выступлении Гитлера 9 ноября в Мюнхене, где он объяснял причины задержки окончательной победы на Восточном фронте. Наряду с погодными неожиданностями Гитлер помянул и злокозненность евреев, «самых опасных людей в мире». В связи с этим в «Правде» говорилось: «Гитлер лжет, что СССР — это будто бы „еврейское государство“… Гитлер сам запуган и других пытается запугать умом евреев, их предприимчивостью, их изобретательностью. Фашисты чувствуют свое душевное убожество, свою ограниченность. Пуганая ворона куста боится. Нам ли, создавшим могучее государство трудящихся и самое передовое сельское хозяйство, выпестовавшим многочисленные кадры талантливых строителей, героических бойцов из русских, украинцев и других народов, — нам ли бояться кого-либо, евреи они или не евреи… Только трусам трусы могут внушать страх перед другими народами. В Советской стране перед умом, предприимчивостью, изобретательностью всех народов, всех людей открыты широкие пути, в том числе и для евреев. Это равные среди равных. Советские люди знают, что Гитлер боится и ненавидит не только евреев, но и русских, все славянские и не славянские народы СССР».

18.01.2017 в 16:44

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: