8 февраля. Час дня.
Уехал Емельян. Папа повез его в Тулу. Он, видно, полюбил нас так же, как и мы его. Со всеми нами поцеловался, прощаясь. Еще другом больше.
Папа писал Соне, что ему было у ней потому хорошо, что узнал и полюбил ее, а полюбить человека — всегда радость. Емельян говорил, что знал Машу и ждал ее видеть, но не ожидал, что есть еще Татьяна, которая ему близкая. Это было очень лестно.
За обедом папа сказал, что совсем перестал быть жадным. И разговор зашел о страстях. Папа привел место из Амиэля, где он пишет, что хорошо, когда страсти, как собаки, привязаны на цепь и только рычат. Емельян сказал что-то о том, что надо их ловить и сажать на цепь. А я подумала и сказала, что хорошо, как ты их переловишь да привяжешь, а глядишь, уже новые ощенились. И подумала о том, что во мне ощенилась ревность, которую я никогда до нынешнего года не испытывала.
Сегодня утром приходили ко мне рудаковские мужики, которые покупают часть Овсянникова, и принесли под расписку задаток — тысячу рублей.Мне было ужасно неприятно. Я одна в комнате. Потела, морщилась и ахала. Самый поступок — взять из рук мужиков 1000 рублей, пересчитать их и унести к себе, ужасно было тяжело и неприятно. Я старалась не слишком показывать и рассказывать своим, до какой степени мне это неприятно, а то как будто этим оправдываешься. Да потом, они могут мне сказать, что если это мне тяжело, то зачем я это делаю, и будут совершенно правы. А зачем я это делаю? Я совсем не знаю. И не могу себе ответить на это. Вероятно, потому, что еще очень люблю деньги и то, что на них покупается.
Видела во сне Черткова. Это потому, что вчера говорили о них. Папа хочет со мной съездить туда, но мама, вероятно, нас не пустит.
2 часа ночи.
Приехал дедушка Ге, и мы только сейчас разошлись спать.
По раздельному акту между детьми Толстого Татьяна Львовна получила небольшое имение Овсянниково близ Ясной Поляны в 180 десятин земли и 28 000 р. Крестьянам деревни Рудаково в 8-ми верстах от Ясной Поляны она продала, по-видимому, 45 десятин земли. Оставшиеся непроданными 135 десятин она решила сдать в аренду овсянниковским крестьянам. 27 августа 1894 г. Толстой писал Льву и Марье Толстым: «Вчера Таня ездила в Овсянниково с мужиками писать условие. (…) Она, приехавши, была очень грустна (…) я спросил ее, отчего она грустна? (…) Она сказала: „Овсянниково. Зачем делать гадости, когда они никому не нужны?“ (…) Я придумал ей, как сделать. И сердце радовалось во мне» (т. 67, с. 209).
Свободное копирование
