21 июня 1880. Суббота.
В Сызрани и на пути из него в Рязань
Утром — в обедне в монастыре, после которой был молебен Божией Матери. Мать игуменья позвала к себе на чай и пирог. В двенадцать часов отправились на завтрак к о. Петру Афонасьичу, который всячески хотел изгладить впечатление от того, что я во вторник застал его с очень красными глазами и носом. На возвратном пути зашли в лавки, где я купил по иконе в благословенье племянницам. Купили еще лото — играть им. Вернувшись, смотрели, как святую икону Феодоровской Божией Матери торжественно провожали из монастыря в Покровскую Церковь. Умилительное зрелище и умилителен дух благочестия, живущий в русском народе! Где, в каком государстве можно видеть, что народ вот два дня молится и воспевает хвалу Богу! Я объяснил Марье Петровне, обиженной моим скорым отъездом, что вот этот–то дух благочестия толкает и меня к делу, не позволяет долго засиживаться для своего личного удовольствия, как ни хотелось бы этого. Сходил в баню, играл с племянницами в лото, закусывал. Когда Василий вернулся от всенощной, то вместе с подъехавшим полицмейстером, в начале десятого часа вечера, они все проводили меня на станцию железной дороги, где неуместное участие очень уж любезного и исполнительного полицмейстера заставило меня взять до Рязани билет первого класса, стоющий двадцать шесть рублей девяносто копеек. Грустно–грустно было расстаться с добрым братом, его женой и милыми их детьми — бледнолицей Машей и вострушкой Любой — семейством, где во всем свете я и могу быть хоть несколько дома, — опять лет на десять, если не навсегда! Храни вас Бог, милые мои! И грусть, и скука одиночества в моем роскошном купе, и ночное время заставили меня скоро погрузиться в сон.
Свободное копирование
