10 апреля 1880. Четверг
6–й недели Великого Поста. В Москве
Утром Мария Ниловна Хирина принесла 32 иконы и иконки, принадлежавшие умершей куме ее, после которой муж Марии Ниловны оставлен душеприказчиком. Из икон одна — риза филигранной работы, другая — маленькая с алмазным украшеньицем, еще — некоторые в серебряных ризах — очень порядочные и годные для церкви; только во всех живопись нужно подправить. Мадам Хирина пыталась говорить о каких–то своих грешных мыслях, чтобы получить духовный совет, да не высказалась, откровенности не хватило; денег еще пожертвовала на Миссию 28 рублей и взяла мой адрес в Японии, чтобы, если случится, и туда прислать. — При ней же приехала и мадам Каткова, жена редактора Михаила Никифоровича, сказать, что сегодня не нужно к ней на обед, так как Михаил Никифорович очень занят и не может воспользоваться во время обеда беседой со мной, что ему хотелось бы; приглашала вместо сегодня в воскресенье, но так как в воскресенье я должен обедать у княгини Черкасской, то отказался, и приглашение отложено до какого–нибудь дня на Пасхе. Мадам Каткова советовала мне написать небольшую рекламу в «Московские Ведомости» о том, что я приехал сюда для сбора и столько–то нужно собрать; почти продиктовала, что нужно писать, — бойкая такая, стоит мужа! — Сходил в лавку купить чернил, марок и прочее. «Сколько численник?» — «2 рубля 50 копеек». — «У, как дорого!» (карапузы, от земли не видно). — Пришел А. И. Малиновский; поболтали, вспоминая Хакодате. Принесли письмо от княжны Варвары Николаевны Репниной; сегодня вечером в восемь часов графиня А. Е. [Анна Егоровна] Толстая приглашает к себе поговорить о нуждах Миссии; отказался, так как, к сожалению, обещал быть у графа Бобринского, где едва будет такая польза для Миссии, какая ожидается от графини Толстой. — В первом часу приехал Николай Мартиньянович Борисовский; уже седой, весьма прост; говорил, что занят очень много, извинялся, что к о. Владимиру не пишет, не отвечает, по недосужеству, советовал, к кому обратиться с просьбою на храм, — к П. П. Боткину, Корзинкиным и прочим, но просил его имени не упоминать как рекомендовавшего; взглянув на план храма, прямо сказал, что «на 1500 человек этот храм за 60 тысяч рублей не построите, больше нужно»; при прощанье сказал: «Еще увидимся», значит, после пожертвует. В передней сострил: «Не беспокойтесь, я ничего не возьму здесь». — Когда он уходил, сказали о мадам Соловьевой, вдове Сергея Михайловича Соловьева — историка. Она привезла в подарок Миссии экземпляр Русской Истории своего мужа, в корзинке из лубка; немножко поплакала о муже, рассказывала о его болезни, о том, как все, касавшееся России, его волновало, бывало, «газету читая, дрожит». — Говорила о сыне — Владимире Сергеевиче Соловьеве. философе, о его детстве, как был серьезен, как все лошадь чистил и подгонял (деревянную). Говорила, что диспут в воскресенье продолжался с одного часу до пяти, что возражали очень много, и какой–то нигилист, возражая, от злобы был сам не свой; Владимир Сергеевич устал очень, но диспут выдержал блистательно. Его сестры ездили из Москвы, чтобы быть на диспуте. У Сергея Михайловича Соловьева осталось семь человек детей: три сына и четыре дочери. Мадам Соловьева очень добрая и умная, кажется. Уходя, предложила маленькое денежное пожертвование; оказалось, сто рублей. Когда Владимир Сергеевич приедет из Петербурга, обещалась адресовать его ко мне, а меня просила поговорить с ним о необходимости частого приобщения Святых Таин. — Только что хотел в город, приехал о. Иоиль с известиями, у кого рекомендовал меня; обещающее есть кое–что; существенного пока нет. О. Иоиль желает быть сотрудником Миссии и иметь книгу для сбора на Миссию; предмет довольно щекотливый; я еще не знаком с ним достаточно. Пообедали с ним вместе (Преосвященного Алексия дома не было) и поехали к о. Гавриилу, чтобы взять у него копии рапорта; дома не застали и, взявши что нужно, направились — о. Иоиль к себе, я — к Александре Николаевне Бахметевой. Она заготовила книг своих для Миссии, а я ей свез копию рапорта и указал, кому из семинаристов надписать книги. Она хотела было надписать и картинки, но я отсоветовал, для учеников Семинарии это мало ценно, а нужно что–либо посерьезнее. — Взял две карточки ее — одну для Семинарии, другую для себя. В первый раз видел ее мужа; какой красавец он был в молодости! — К пяти часам — к Малиновскому, согласно его приглашенью; обед, за которым мадам Арсеньева (Наталья Юрьевна, рожденная княжна Долгорукая) и рассказ о Семинарии, что семинаристы совсем не так грубы, искусства в Семинарии довольно развиты, преподавание серьезней, чем в гимназиях; ее сын (племянник Дмитрия Сергеевича Арсеньева, воспитателя Великих Князей; она за его братом), теперь в Семинарии и не нахвалится Семинарией. Супруга Малиновского очень приветлива. После обеда, наверху показывали прибор, посредством которого лечатся сгущенным воздухом от болезни груди. У Малиновского в кабинете; рассказ о Кондоурове, желающем ехать в Японию служить в Миссии. Слезы на глазах у Малиновского: «Счастлив и теперь совсем верующий». — Внизу — свидание с пришедшим Кондоуровым и порыв его— «возьмите». — В восемь часов — к графу Бобринскому. Дом этот — родственный с графами Шереметевыми; и здесь показали приготовленное епископское облачение из придворного платья графини Шереметевой, справленного лет сорок назад, она была при Александре Федоровне. Облачение — малинового бархата с превосходным шитьем. Его отошлют отсюда в Петербург к графине Шереметевой, от которой и будет передано мне. — Много расспрашивали про Японию; одна дама, сидевшая направо, в досаду приводила внезапными пустыми вопросами во время рассказа. Чай. — Старый знакомый графа Шереметева, которого десять лет назад видел в доме Гавриила Ивановича Вениаминова. Граф Владимир Иванович Мусин–Пушкин, налево у стены, славная личность, по–видимому (первый раз видел его у Преосвященного Амбросия, хлопотавшим о священнике). Под конец вечера пришел и сам граф Бобринский, по–видимому, очень занятый; тоже с интересом расспрашивал об Японии. — Оставил там копию рапорта и подписную книжку, спрошенную хозяйкой (кажется, она — Катерина Сергеевна Шереметева). — Граф Бобринский и Шереметев проводили любезно до низу лестницы, а дамы, прежде того, до выхода из комнат. — Дома застал письмо от Слуцкого, просящегося в Японию, со стихами, что все читал, и заснул.
Свободное копирование
