Судный день - 25

По надзорному представлению прокуратуры возбудили производство. Решение об этом вынесла судья Московского областного суда Патова Т.Н.

От участия в судебном заседании я отказался. Мне было не с кем оставить в бараке своего кота, да и нервы следовало поберечь: под лай собак этапы оборачивались нервотрепкой.

Больно нужно суду любоваться на меня. Я все на бумаге изложу, пусть взвешивают на своих весах, а если нет, то и мое присутствие мне не поможет, – надуют прямо на глазах. Я уже с этим сталкивался.

Смею думать, что судье не обязательно знать назубок Уголовный кодекс. Важно иметь живой ум и какую-никакую совесть, а в свод законов всегда можно заглянуть.

За одно и то же деяние можно осудить и оправдать, и поступить при этом по закону, а вот поступить по совести в обоих случаях нельзя.

Господа присяжные заседатели! Дамы и господа!

Пора, пора вас посвятить в материалы дела. Вам нужно, наконец, составить свое мнение. Поэтому прошу вас набраться терпения, а ума вам не занимать.

Все люди - разные. Один, скажем, книгочей, а другой в заслугу себе ставит, что он не читает книг и говорит об этом как о подвиге.

Жалоба в президиум Мособлсуда не выходила у меня короткой. Я писал как на духу и как в чернильницу макал перо прямо в свою душу.

 

* * * * *


В Президиум Московского областного суда.

Надзорное представление заместителя прокурора Московской области Шишириной Т.В. было бы, возможно, справедливым при моей причастности к убийству, но я, слава Богу, никого не убивал, а дело против меня сфабриковали.

Уголовное дело против меня построили на фальсификации доказательств и на лжесвидетельских показаниях хронических алкоголиков, которые оговорили меня, чтобы самим уйти от ответственности за убийство своего собутыльника.

Позвольте изложить основные факты.

Первый приговор в отношении меня был вынесен 1 ноября 2007 года и отменен кассационным определением Московского областного суда 15 января 2008 года.

Отмена приговора, надо отдать должное профессионализму судей Зимина В.П. и Снегиревой Е.В., мотивировалась следующими соображениями.

Первое. Это вопрос о месте причинения потерпевшему Греку Р.В. ножевого ранения. (Условимся пока рассматривать версию следствия о моей причастности к убийству потерпевшего Греку.)

В кассационном определении Московского областного суда от 15 января 2008 года отмечено, привожу дословно: «если вторжение в квартиру Смирнова В.О. имело место, то у суда не было основания отрицать за подсудимым право на оборону».

Почему судебная коллегия Мособлсуда пришла к такому выводу?

Да потому что это прямо следовало из материалов дела.

Во-первых, свидетель защиты Мария Жарова показывала, что слышала шум в моей квартире.

Во-вторых, свидетель Жаров Александр показывал, что при встрече с ним, я говорил ему, что на меня напали.

В-третьих, сам я с первого дня следствия утверждал, что на меня напали.

В-четвертых, в моей квартире была обнаружена кровь III группы, которая, согласно экспертизе, могла принадлежать потерпевшему Греку Р.В.

Сам потерпевший находился в состоянии тяжелого алкогольного опьянения, что следовало из экспертизы, являлся лицом с асоциальным поведением, и трижды содержался в Московской областной психиатрической больнице № 5, откуда характеризовался таким образом:

«В состоянии алкогольного опьянения становится злобным, агрессивным, устраивает драки, постоянно конфликтует с матерью, нигде не работает, часто алкоголизируется… В отделении был груб, раздражителен, лжив, вспыльчив».

Справка из психиатрической больницы имеется в деле.

Исходя из всех этих очевидных и простых вещей, судебная коллегия пришла к логическому выводу.

Это один ключевой момент кассационного определения. Другой ключевой момент, по которому приговор был отменен, состоял в следующем. Я снова должен процитировать определение коллегии Мособлсуда. «Для разрешения данного дела также имеет важное значение вопрос о том, в какой последовательности были причинены смертельное ножевое ранение Греку и легкий вред здоровья потерпевшего Зуйкова». И далее: «Потерпевший Зуйков в принятых судом показаниях, утверждает, что Смирнов к ним в квартиру ворвался уже с окровавленным ножом и со следами от вытирания ножа на своих брюках». Конец цитаты.

Вопрос этот, на самом деле, имел важное значение. И Зуйков действительно давал такие показания. «Я увидел на джинсах в области бедра на правой ноге след крови, как будто Смирнов об джинсы лезвие ножа вытер». Зуйков давал такие показания, как на следствии, так и в суде.

Что касается меня, то я с первого дня следствия утверждал, что испачкал брюки кровью, когда оказывал помощь потерпевшему и укладывал его на диване. Я пояснил следователю, что кровь на одежде и на ноже принадлежит разным людям, что одежда испачкана кровью человека, которому я оказывал помощь, когда укладывал его на диване в кв. 61 после того, как по просьбе жильцов этой квартиры, вызвал скорую помощь.

И вот судебная коллегия Мособлсуда обоснованно решила, что этот спор имеет важное значение и потребовала его разрешить.

И это другой ключевой момент, по которому приговор был отменен.

Теперь я должен отклониться от дальнейшего повествования, и рассказать читателям, присяжным заседателям, какую версию случившегося выдвинули следствие и суд. За следствие в Сергиевом Посаде отвечал заместитель прокурора города В.В. Хатунцев, и думаю, что это он приложил руку ко всему. По сценарию, придуманному следствием, дело обстояло так.

Пьяницы тихо-мирно распивали у себя в притоне самогонку, вдруг кто-то постучал в квартиру. Собутыльник Греку Р.В. пошел открывать дверь и через несколько минут сосед, то есть я (Смирнов В.О.) затащил к ним в квартиру уже мертвого Греку, бросил на пол, стал пинать его ногами, а потом подошел к Зуйкову и ударил его железным прутом по голове.

Вот такие показания дали алкоголики. А уж сами додумались или Хатунцев В.В. надоумил – не берусь судить.

При этом показания свидетелей, были одинаковыми, словно их писали под копирку, и это, несмотря на то, что сами они на момент событий находились в состоянии тяжелого алкогольного опьянения.

Рассмотрим скрупулезно эту версию. Исследуем в начале показания бригады «Скорой помощи». И врач Кожинов, и медсестра Важенкова, которые по вызову первыми приехали на место происшествия, раньше работников милиции, показывали, что молодые люди объяснили им, что нашли потерпевшего Греку Р.В. на лестнице и занесли в квартиру (том дела 1, лист дела 92-95).

А вот показания врача Кожинова в суде: «Они говорили, что он (Греку) пил вместе с ними, потом вышел, долго не возвращался, они пошли его искать и нашли на лестнице, откуда принесли с ножевым ранением домой».

(Добавлю от себя, что, может быть, и сами ранили, причем в квартире, а лестницу придумали для отвода глаз).

Далее врачу в суде задают вопрос: «Кто говорил?» Врач отвечает: «Двое мужчин в возрасте 30-35 лет, они были высокого роста».

(Мне на момент событий было 52 года, а рост у меня 167 см – высоким никак не назовешь)

Таким образом, работникам скорой помощи участники пьянки рассказывали, что сами занесли в квартиру потерпевшего, а в прокуратуре поменяли показания и стали утверждать, что это сделал я.

(Уместно вспомнить, господа присяжные заседатели, ответ Вениамина Селифанова, который утверждал на голубом глазу, что моя вина доказана показаниями свидетелей Кожинова и Важенковой, хотя наоборот, их показания, доказывали мою невиновность и уличали алкоголиков во лжи.

Пожалуйста, господа присяжные заседатели, перечитайте письмо Вениамина Селифанова, и вы согласитесь, что таким ответам, как краплёным картам, грош цена.)

Позвольте привести еще красноречивые детали, которые свидетельствуют о безмерной лжи. Я понимал, что свидетели обвинения имеют возможность сговариваться и можно их поймать на мелочах. Поэтому задал несколько вопросов Поляковой, пока Зуйков, по моей просьбе, был удален из зала суда. И тут выяснилось, что на все вопросы они дают разные ответы, хотя, повторяю, следствию давали показания, как под копирку. Так, на вопрос, куда я положил потерпевшего, которого, по их словам, затащил в квартиру, Полякова ответила, что бросил в прихожей, а Зуйков потом сказал, что в комнате, возле дивана.

На вопрос, как лежал потерпевший, Полякова ответила, на животе, а Зуйков потом сказал, что на спине.

И наконец, на вопрос, как я затаскивал потерпевшего, Полякова ответила, что за руку, а Зуйков потом сказал, что тащил за шиворот. И получилось, что на все вопросы они дали разные ответы. Все это занесено в протокол суда. И последний штрих к этому вопросу. Он требует логического осмысления.

Общеизвестно, что преступления стараются совершить без свидетелей. Мне, значит, в этом плане крупно повезло, потому что из материалов дела следует, что никто не видел конфликта между мной и потерпевшим Греку. Даже шум борьбы никто не слышал, а дом у нас панельный и на лестнице слышны даже шаги. Значит, по логике вещей, мне повезло, я должен поблагодарить судьбу, свидетелей убийства нет, и скрыться с места преступления. Но вместо этого я почему-то, как дурак, затаскиваю труп в квартиру, охота была мне возиться, причем в квартиру, где сидят и пьют приятели убитого. Зачем? Чтобы они набросились на меня или чтобы появились свидетели убийства, если их не было и нет? Возможно ли такое? Я думаю, что это абсолютный бред. Так даже полный идиот не поступил бы.

О патологической лживости главного свидетеля обвинения Зуйкова А.В. говорит, помимо прочего, и следующий факт. На протяжении всего следствия и суда Зуйков выдавал себя за рабочего человека, станочника, и в качестве места работы указывал предприятие ЗОМЗ. Однако справка из отдела кадров ОАО ЗОМЗ (она по ходатайству защиты приобщена к делу) констатировала, что Зуйков на данном предприятии не работал. Суду это было известно, но, составляя свой бессмертный приговор, суд каждый раз указывал, что у суда «нет оснований не доверять показаниям Зуйкова».

Да, на первый взгляд, все было против меня: и одежда у меня в крови, и дома у меня изъяли нож в крови, и свидетели валят на меня, а мои растерянные бормотания не могут убедить. Я это понимал. Но я надеялся, что разберутся. Я даже адвокатов в первые недели следствия не нанимал, считал, что моими адвокатами будут экспертизы. Но, оказывается, образцы исследования можно подменить и помешать этому никто не может.

Я прошу президиум Московского областного суда обратить внимание на время проведения первоочередных экспертиз. Например, экспертизы крови на лезвии ножа и экспертизы крови из моей квартиры. Они проведены почему-то спустя полтора месяца после происшествия и после изъятия образцов крови и ножа.

Не странно ли? Арестовали писателя, автора двух книг, он положительно характеризуется и божится, что не убивал. Вот бы сразу и назначить экспертизу, чтобы все поставить на места. Но почему-то медлят, не спешат. Так не бывает, и я убежден, что экспертизы были вовремя назначены, но результаты экспертиз ошеломили прокуроров. Выходило по всему, что я не виноват, а уже несколько недель сижу в тюрьме, и по убийству отчитались, что оно раскрыто. Как же быть? Признаться, что совершена ошибка и в тюрьме оказался невиновный человек? Для этого надо иметь мужество и совесть. А если их в помине нет, то можно подделать доказательства и ни за что не отвечать? Возможности для этого имеются, есть кровь убитого, она хранится в сухом виде. Кровь можно представить, как изъятую в моей квартире, можно нанести на лезвие ножа и назначить снова экспертизы…

Так и поступили. Они теперь готовы были мои действия расценивать как оборону, но я свою причастность к смерти потерпевшего не признавал, выглядел неблагодарным в их глазах, и поплатился. Дали 8 лет. А после отмены приговора снова прибегли к подтасовке, чтобы меня не выпускать, поскольку в кассационном определении Мособлсуда было сказано, что за мной нельзя отрицать права на оборону. Кровь потерпевшего Греку Р.В., которая якобы была обнаружена в моей квартире, теперь стала им мешать, и Зуйкова принудили дать показания, что он якобы заходил в мою квартиру и смывал кровь с лица. После этого назначили новые экспертизы и кровь III группы стала кровью I группы. Снова провели подмену, только раньше орудовали скрытно, под покровом тайны следствия, а теперь фокус проделали открыто, на глазах.

Такая же картина с ножом. Нож почему-то больше месяца не отправляли на экспертизу. Потом дело передают другому следователю: Лавровой И.В. Она проводит осмотр вещественных доказательств, (получается, что больше месяца осмотр не проводили) в том числе ножа, и составляет описание: «На лезвии ножа имеются пятна в виде мазков бурого цвета». И сразу возникает вопрос: а кто нанес мазки? Мой адвокат, который 30 лет проработал криминалистом, возмущенно говорил, что горячая кровь не может оставаться в виде мазков, она должна распределиться по лезвию ножа равномерной пленкой, но этим никого не пристыдил.

Нож отправляют на экспертизу. Эксперт Кочеткова Е.М. дает заключение (№ 1156), согласно которому, кровь на лезвии ножа принадлежит потерпевшему Греку Р.В., Но (!) при этом сама кровь с лезвия ножа полностью исчезла, нож становится стерильно чистым. Возможно ли такое, если при изъятии ножа лезвие было испачкано с двух сторон?

(Господа присяжные заседатели, далее я подробно излагал президиуму Мособлсуда, как после отмены первого приговора была назначена экспертиза по механизму образования пятна крови на моих брюках, которая подтвердила мои показания, что брюки испачканы от дивана и какие выводы сделал суд. Надо ли повторяться? Я ведь уже писал про изворотливость судьи Сысоевой. Писал также о том, как кровь III группы превратилась чудным образом в кровь I группы, и только различия в описании объектов исследования были немыми свидетелями подмены образцов. В письме на имя Генерального прокурора, оно в книге представлено, это тоже всё изложено. Надо ли повторяться?