Забрав ночевавшую у Пряников маму, мы отправились на Поварскую с тем расчетом, чтобы попасть в те часы, когда Васильев был еще на аэродроме. Когда он вернулся, то застал самую мирную картину: мама готовила обед, а мы с теткой, насмотревшись якобы на умиравшую Кудашеву, завязав головы полотенцем от мнимой головной боли, лежали. Благодаря этой выдумке мы могли хотя бы немного вздремнуть. В голове носились обрывки музыки, тело было в плену сладкой, приятной усталости…
– Ну что же?.. Умерла? – было первым вопросом Васильева.
– Почти что… но… еще нет… – пролепетала мама, которую я безвозвратно увлекла на путь лжи.
– Чего же вы все трое всполошились, бросили дом и удрали? – допытывал нас Васильев.
– Ника, – торжественно произнесла я, – понимаешь ли ты, что значит, когда человек умирает?
Мама посмотрела на меня укоризненно, а я фыркнула, уткнувшись лицом в подушку.