Итак, посмотрим, как жилось в Женеве нашему эмигранту.
В письме от 16 июня 1926 года он пишет, что сын Сергей получил временную работу за 250 франков. Что жизнь русских на юге Франции – сплошной кошмар! «А мы здесь в хорошенькой квартирке, и мамашу поджидаем, и о красоте мечтаем, и музыкой занимаемся! По теперешним временам, это очень много, и жаловаться не надо».
В июле 1926 года пишет о своих делах с учениками, что дело постепенно налаживается.
- Ты можешь себе представить, что я повеселел, т.к. будущее, если даже останусь в Женеве или вообще за границей, становится менее мрачным. Вот если бы свалилась с неба пара тысчонок на улучшение обстановки и приличный рояль (а обстановка очень много значит), то было бы совсем недурно. Надо иметь хорошо обставленное ателье для уроков. Если в комнате бедно, то сейчас же видно, что учеников мало, значит, и учитель плох.
Если ты приедешь, то, пожалуйста, постарайся привезти мой медный ларчик и деревянный подголовник, или лишь разобранный подсвечник, находящийся в этом подголовнике. <…> Ларец и заключенные в нем мелочи очень украсят стол, т.к. здесь это вещи невиданные. Подсвечники на 4 свечи я бы переделал на электричество, и это было бы очень красиво. Постепенно смастерил бы себе резную мебель, т.е. стол, книжные шкафы, как это было в Москве, ну и все имело бы оригинальный вид.
В итоге через много лет этот ларчик и подголовник оказались у меня.
Почти двумя годами позже, в письме от 19 марта 1928 года пишет, что надеется получить перевод с английского на немецкий, что должно принести заработок в 100 франков, которые нужны для покупки инструментов для резки по дереву, на чем хочет попробовать зарабатывать. Что за перевод технической статьи с русского на французский заработал 30 франков за один день, и побольше бы таких работ!
Да, нам бы такую образованность!
В письме от 14 января 1929 года вспомнил про Новый год по старому стилю, причем готов признать его за настоящий Новый год.
Сообщает, что в Париже многие работают на Советскую Россию, получая за работу в русских деньгах, которые французские банки свободно меняют. И что охотно взялся бы переводить на русский Томаса Манна, имеющего большой успех в Германии. Просит брата позондировать почву в Москве.
А год спустя, в письме от 30 декабря 1929 года – что Новый год придется встречать с Саней, так как дети уезжают в горы. «На скопленные мною 30 франков я купил закуски (шпроты, селедку в вине, скумбрию, халву – всё из Риги) и сластей, потом нам подарили индюшку, свиные котлеты, ветчину, сласти, так что фу-ты ну-ты! А известно, что чем тяжелее на желудке, тем легче на душе…».
К концу 1929-го относится изменение в составе семьи. Вот что он пишет о браке сына:
- Сережа женился в среду 2 октября. Ни я, ни Саня на свадьбе не были, но все дети пошли в церковь, и Таня от имени всех их преподнесла новобрачным цветы. После венчания, по дороге на вокзал, Сережа забежал ко мне, чтобы меня еще раз обнять и так сказать подчеркнуть, что наши добрые отношения не меняются; благоверная же его, несмотря на предложение Сережи и Тани, подняться не пожелала и осталась ждать в автомобиле. Оно так и лучше, ибо отношения яснее и определеннее, а то я, по настоянию детей, согласился уже было принять новую мадам Ламм, хотя бы для соблюдения совершенно внешних конвенансов.
Судя по всему, материальное положение у него улучшается; в феврале 1930-го пишет, что занят театральной работой, а также зарабатывает резьбой по дереву. Хорошо заработав на этом деле, стал тратить без особого расчета, в результате чего пришлось прибегнуть к займам. «Вообще новый год начался для меня хорошо. Прибавилось уроков, подработал малую толику деньжат, обзавелся кое-чем по части мебели и настроение продолжает быть хорошим».
Мировой финансовый кризис, начавшийся в октябре 1929-го, добрался и до благополучной Швейцарии. В письме от 26 июля 1931 года пишет о Женеве:
- Женева имеет этим летом совсем необычный вид. Кризис в Америке, почти банкротство в Германии, экономические затруднения в Австрии и Венгрии, колониальная выставка в Париже вызвали почти полное отсутствие туристов. Это очень убыточно для отельного промысла и торговли, но зато очень приятно для коренных жителей. Нет автокаров и противных толп, руководимых проводниками, чувствуешь себя точно в тихом курорте.
И далее, в письме от 17 октября 1931 года:
- Кризис отражается и на Швейцарии, безработица увеличивается и иностранцам в таких случаях всегда приходится еще хуже, чем туземцам <…> Пока что мы духом не упали. Мы старые воробьи и видали виды!
В апреле 1933 года Владимир Александрович сообщает, что надеется в скором времени получить работу – представительство хорошей шоколадно-бисквитной фабрики, находящейся в Цюрихе, с маленьким жалованьем и процентами. Что при создавшемся положении торговля съестным – единственное, что может принести доход.
Работать с шоколадной фабрикой он начал примерно с осени 1933-го. В ноябре на него свалилось множество хлопот: установка телефона, наем склада, заказ бланков, устройство конторы. Сверх того – беготня по потенциальным покупателям, поскольку Рождество – самое доходное время для такой торговли.
Да, открыть свое дело в Женеве в то время было несложно. Не то, что сейчас в России – лучше и не браться.
В феврале 1934 года интересуется у матери про шоколад в виде кофейных зерен, который она когда-то привозила в подарок из Дрездена. Хочет выписать как образец и показать на фабрике на предмет, не смогут ли они делать такой.
А в дальнейшем его дела с шоколадным бизнесом, по собственному признанию, шли ни шатко, ни валко. Но очевидно, какой-то доход с этого дела он имел.
В августе-сентябре 1934-го Владимир Александрович перебирается на новую квартиру. Сообщает в Москву подробности:
- У меня будут 2 комнаты: 1) кабинет, он же спальня, в 4х5 метров с камином, а потом chambrette (комната – В.Л.) в 5,5х2 метра, в ней ателье, т.е. верстак, пресс, конторские вещи и пр., кстати, диван для приезжающих. Все это довольно удобно. Санина комната между моей и Ининой, 5х3 метра. В ней же пока будет помещаться и Коля. Кухня большая, 5,5х3 метра, выходит на юг, так что Саня после 10-летнего заключения в своей темной кухне очутится сразу на ярком солнце <…> В конце коридора нечто вроде комнатки – это место для сундуков, которые теперь торчат и мешаются всюду.
- Несмотря на все эти преимущества, квартира стоит всего на 8 франков дороже старой. Прежняя стоила 900 франков, а теперешняя 1000 франков в год! Правда, раньше она ходила 1500 франков, но построили так много новых домов, что квартиры сильно подешевели.
А на родине в это время большинство жило в коммуналках! Да что коммуналки, это еще хорошо, а ведь полно было и бараков с удобствами во дворе, и подвалов…
С течением времени интенсивность переписки с оставшимися в Москве родными ослабевает. Ничего удивительного – время идет, люди меняются, точек соприкосновения остается все меньше. В январе 1937-го Владимир Александрович пишет, что их, братьев, в живых осталось только двое, и прерывать сношения не следует, и надо писать хоть что-нибудь.
Еще любопытная цитата от марта того же года.
- Коля раздобыл нам на несколько дней великолепный Радио (так в тексте – В.Л.), но мы не поставили antenna (не знаю, как это называется по-русски, такой приемный шест, ставящийся на крышу), поэтому Москва передается с массой паразитов, но есть станции, которые слышны превосходно.
В том же письме – о слышанном по радио 4-м концерте Рахманинова.
В ноябре того же года – благодарит за присланные фотографии и комментирует их, насколько кто изменился. Пишет о своих делах «На получение иной, более доходной должности рассчитывать не приходится. Не забывай, что мне уже 64 года и в этом возрасте людей в богадельню определяют».
Жалуется на усталость и проблемы с зубами. Пишет также, что Коля занимается разными делами – днем торгует пишущими машинками, а по вечерам сидит в магазине радио. Что Таня собирается в Париж, где должна петь на радио и выступит в концертном зале в присутствии приглашенной «музыкальной публики». Что Сережа работает в торговой фирме по части радио – установка аппаратов.
А годом ранее писал: «Ох, не хочу жить до 80 лет. Поэтому не принимаю никаких мер для своего сердца. Постараюсь жить нормальною жизнью покуда живется, а как станет не под силу, так авось сразу хлопну от разрыва аневризма, и делу конец. Жить же инвалидом, все время следить за своими здоровьем, давлением крови и т.п. слишком скучно. Не стоит того. Жизнь не настолько привлекательна, чтобы цепляться за нее, несмотря ни на что».
Не мешало бы современным апологетам «здорового образа жизни» знать, что имеет право на существование и другая точка зрения.
В открытке от 27 июля 1939 года сообщает, что все живы-здоровы. Что минувшей осенью перестроили квартиру и теперь им ставят центральное отопление и горячую воду.
Через месяц начнется Вторая мировая война.
