В Киржаче полулегально обосновался архимандрит Серафим Даниловский, духовный отец мамы. Владыка в Меленках был посажен. Как-то мама уговорила меня поехать в Киржач к батюшке, ехать надо было через Москву. Добравшись до Москвы, я остановился у Леночки с Ясенькой, ее сестрой, часто бывавшей у нас в Муроме, когда мы жили вместе. Через них я встретился с человеком, с которым и поехал в Киржач. Отец Серафим знал меня по Дивееву, где он бывал, и встретил меня очень ласково. В это самое время случайно у него был его духовный сын Николай Сергеевич Романовский. Были и еще люди.
Батюшка служил всенощную, после нее и чая меня положили в маленьком чулане на стол, Николая Сергеевича – на раскладушку. Тут же незаметно мы разговорились. Он знал все ходившие про меня и мою бурную жизнь рассказы. Они были весьма нелестны. В эту решившую всю мою жизнь до сего дня ночь я незаметно для себя распахнул перед ним всю свою душу, не шпанскую, не актерскую, а ту, что жила во мне своей самостоятельной жизнью, и грязь внешней жизни ее как бы не коснулась.
Коленька (я буду дальше звать его так, как звал до его смерти на моих руках) был поражен этой пропастью, разделяющей внешнее мое и внутреннее. Он увидел во мне что-то, что жило подспудно, неумершее, глубоко зарытое мной же.
На следующий день мы пошли в лес за грибами, там в лесу ночной разговор продолжался, и Коленька сказал мне:
– Бросай свой театр, иди в школу, когда окончишь ее, я возьму тебя к себе в Москву, пойдешь учиться дальше, куда захочешь.
Вся дальнейшая судьба моя и жизнь – тюрьма и лагерь, ссылка и возвращение – по сей день решились этой ночью и этой случайной встречей, на что я могу сказать: МИЛОСЕРДИЯ ДВЕРИ снова были открыты, и милость Божия не оставила меня! Мне даже страшно сейчас сознавать, что эту милость над собой я ощущаю постоянно, во вся дни жизни моей, а сам… и по сию пору «в бездне греховной валяюсь!». «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши, конец приближается, имаши смутитися». Как грех парализует душу! О, я это знаю, «…от юности моея мнози борют мя страсти, но Сам Мя заступи, и спаси, Спасе мой!»
На этом была перевернута еще одна страница моей жизни, и рука Божия перевернула ее. Хоть я и вернулся в Муром, и прожил там еще два года, но передо мною открывалась дорога. Тогда я еще не знал, какая она, но сейчас, пройдя почти весь путь, я могу сказать: «Слава Богу за эту дорогу! Иной я бы не хотел! Кроме грехов и впереди ждущих меня падений, но и в них сколько было МИЛОСЕРДИЯ ДВЕРЕЙ!»