Немного отдохнув в Дорохове, мы с Беляевым решили ехать в Москву. Сели в попутную автомашину и отправились в путь по Минскому шоссе. В районе Одинцово на КПП нас ссадили и отправили пешком на сборный пункт, разместившийся в деревне Жуковка рядом с Барвихой. Командного состава собрали очень много. Производилась его проверка, причем основное внимание уделялось лицам, не сохранившим документов. У меня все было в порядке, все знаки военного инженера 3 ранга также имелись и уже 22 октября я был направлен во вновь сформированное управление ВПС 13, дислоцирующееся в поселке Кубинка, на свою прежнюю должность старшего производителя работ.
К этому времени под Москвой в результате первого генерального наступления немцев линия фронта стабилизировалась на рубеже реки Нары, восточнее поселка Тучково и далее по направлению на север (25 - 30.10.41). В середине ноября фашистская армия начала второе генеральное наступление на центральном участке с направлением главного удара по Волоколамскому шоссе. Правый фланг наступающих располагался по левому берегу реки Москвы. За период с 19 ноября по 4 декабря противник продвинулся до поселка Снегири, заняв севернее Звенигорода деревню Ершово.
По прибытии в управление, как специалист сразу был направлен на рекогносцировку рубежа обороны, так как у большинства командного состава в этом деле опыта не было. В первые дни пришлось довольно тяжело после всех лишений и голодания в окружении. К моему счастью, в нашей части оказался командиром небольшого подразделения сослуживец по довоенному УНСу Иванов И.И., который меня подкормил.
В связи со стабилизацией линии фронта на участке Нарофоминск – Тучково и начавшимся наступлением противника на Звенигород ВПС 13 был срочно переведен в этот район с задачей создания оборонительных рубежей и минирования танкоопасных направлений. Вначале наш штаб размещался в деревне Устье на дороге Каринское – Звенигород, а затем мы отошли в город и разместились в доме отдыха связистов. Последней операцией в этом направлении было устройство заграждений и установка мин по восточному берегу речки Сторожка от реки Москвы до деревни Дютьково (включая подступы к бывшему Савино-Сторожевому монастырю) и подготовка к взрыву ряда важных объектов в городе. Наступление фашистских войск на этом рубеже было остановлено.
Мы перебрались из Звенигорода в деревню Шараповка, а затем в дачный поселок Голицыно. Знакомые с юности места, и мог ли я тогда предполагать, что здесь придется воевать!
В одну из ночей начала декабря нас подняли по тревоге – недалеко к югу была слышна артиллерийская стрельба и выстрелы из стрелкового оружия. Позднее выяснилось, что после месячного перерыва противник первого декабря прорвал нашу оборону на реке Нара севернее и южнее Нарофоминска и продвинулся на 20 километров до платформы Алабино на Киевской ж.д. и далее в сторону Голицыно до деревни Кобяково.
На нас была возложена задача задержать дальнейшее продвижение фашистов к Москве, а также не допустить захвата поселка Голицыно с целью окружения 5-й и части 33-й армий, занимающих оборону от Звенигорода до Нарофоминска. К утру минирование дорог и устройство лесных завалов было прекращено, так как быстро переброшенная в район прорыва танковая бригада уничтожила вражескую группировку.
Алабино и Петровское оказались ближайшими к Москве пунктами, достигнутыми противником к западу от столицы. Надо отметить, что мало кто знает об этой операции и нет памятных знаков об этом успешном сражении.
Во второй половине декабря месяца началось переформирование нашего управления ВПС 13 в одну из создаваемых в то время инженерно-саперных бригад, подчиненных командованию фронтов.
31 декабря к вечеру, к великому огорчению воинов-москвичей, в том числе и меня, сформированная бригада № 40 на автомашинах выехала к месту дислокации в город Тулу. Поздно вечером мы добрались до города Серпухова, где и заночевали, кое-как отметив наступление нового, 1942 года.
За время после выхода из окружения мне удалось при содействии нашего командира майора Савостьянова два или три раза навестить в Москве родителей. Это были волнующие и трогательные события для меня и для них. За истекший период войны им пришлось очень тяжело, и не только из-за плохого снабжения и частых бомбежек, го главным образом из-за меня – единственного сына. Еще в начале войны один из моих однокашников – Садоев при встрече с отцом ничего умнее не мог придумать, как сказать, что с границы из района города Ломжи никто не выбрался и я, очевидно, погиб или попал в плен. Я тоже все эти месяцы войны переживал за родителей и был несказанно рад увидеть их в более или менее удовлетворительном состоянии. К сожалению, я очень мало смог помочь продовольствием, но зато значительно поднял их моральное состояние.
Свободное копирование
