Ну вот. Осенью я приехал, подал новое заявление. Так спокойно все восприняли. Видимо, иногда такие случаи бывают, что меняют тему. Что делать? Купрессову, профессору западных исповеданий, конечно, непонятно, как относиться. Я его успокоил, чтобы он не беспокоился, что я сам как-нибудь найду литературу и все. Конечно, он помочь мне не мог. После 1948 года, когда была осуждена экуменическая линия в христианстве, о ней ничего доброго не писали, только ругань оставалась. Но мне казалось, что это не могло оставаться бесконечно долго, и хотелось спокойное что-то написать по истории экуменического движения.
Шишкин тоже… Нет, кто-то другой из преподавателей, узнав об этой теме, сказал: “Шею же сломаете себе!”. Другие ребята просто долго и глупо смеялись, говорили: “Что такое ты пишешь там по коммунистическому движению?” — так искажали экуменизм. А мне нужно было собрать литературу. Я где-то узнал, что есть книга по истории экуменического движения. Нашел, что она была в Академии Наук, в секторе “Истории религий”. У них филиал по этой теме лежал в Казанском соборе наверху. Я по своему академическому (Академии Наук) билету туда попадал и смотрел несколько раз какие-то вещи. Заказал микрофильм с этой книги; из фотоувеличителя сделал такой ридер (прибор) для чтения этой штуки и начал работать. Книга была свежая совершенно, начала пятидесятых годов, на английском языке издана.
Еще я приезжал раза три или четыре в Иностранный отдел. Он тогда был совсем маленький, помещался в Чистом переулке. Там же на нижнем этаже, где был кабинет Колчицкого, еще кого-то, был маленький кабинетик Буевского, потом была маленькая комнатка, где было три переводчика — Гаврилов, который недавно скончался, такой старый переводчик, маленький такой, непонятного происхождения. Но он всегда бунтовал, что знает целую кучу языков и на этом настаивал. Какая-то еще Бойцова была там долго, долго работала. И Алексеев такой, с испанским языком. Ничего был парень, но потом он ушел на свои прежние работы, на Кубу был послан и т. д. В этой тесноте я тоже иногда сидел, а где-то при входе было такое темное помещение, где была библиотека Иностранного отдела. Это не так уж много — несколько стеллажей, но там я все-таки тоже что-то нашел. Что-то переписывал. Один раз приволок свой чемодан (специально сделал, такой разборный был пересъемочный аппарат), что-то даже переснял на пленку. Кто-то на меня там даже напал, по-моему, старший Остапов. Но у них, видимо, манера была такая: на незнакомых для начала шипели и орали. Но это ничего, прошло.