Впоследствии Нечаев вернулся опять в Женеву и был взят полицией. Это случилось, когда я находилась с дочерью в горах, Тхоржевский тоже приехал туда, и мы ждали Наташу Герцен; вдруг получаю телеграмму, в которой говорится, что директор полиции желал бы видеться со мной, а я, простудившись, хворала в то время; Тхоржевский советовал отвечать, что, по случаю болезни, не могу его принять; но мне пришло в голову попробовать возбудить в нем человеческие чувства и гордость за родину. Я отвечала, что больна, но могу его принять.
Он приехал, и мы просидели с час вдвоем.
После обычных приветствий он сказал мне:
— Вы знали Нечаева, я желал бы убедиться, его ли мы арестовали? — и положил карточки в разных видах одного лица.
— Я видела Нечаева тому несколько лет и мельком, ведь он не принадлежал к приверженцам Герцена,— я бы боялась ошибиться, есть такие изумительные сходства, нельзя решить такой важный вопрос только по сходству, а если ошибутся, какие гибельные последствия. Я тоже желала вас видеть, чтоб просить вас спасти не только того, который в вашей власти, но и честь вашей родины. Неужели она наложит на себя такое неизгладимое пятно, как выдача политического преступника?
— Но наше правительство,— отвечал директор полиции,— смотрит на Нечаева, как на простого уголовного преступника.
— А все-таки подкладка этого дела политическая,— возразила я,— и неужели Швейцария, страна свободы, унизит себя до выдачи обвиняемого.
— Вероятно. Русское правительство обещало нашему судить Нечаева не как политического преступника,— отвечал он.
Я улыбнулась: волк обещал сберечь овец!
— Пожалуйста,— продолжала я с жаром,— если вам дорога честь вашей родины, дайте средства вашему заключенному скрыться, бежать хоть в Америку, там пока не выдают еще людей; подумайте, это пятно ничем не смоется, оно запишется в историю — пожалейте свободную Гельвецию, она не знает, что делает, она в буржуазной горячке!
Он встал, и мы расстались, не добившись желаемого ни тот, ни другой. Да где было, хоть и высшему полицейскому, понять боль, вызванную во мне возможностью такого падения страны, некогда гордой своей свободой и умением держаться независимо между большими государствами.
Старое Акшено.
20 октября 1894 г.
Свободное копирование
