Жизнь в Женеве не нравилась Герцену: эмигранты находились в слишком близком расстоянии от него; незанятые, они имели много времени на суды и пересуды; их неудовольствие на Герцена, неудовольствие, в котором главную роль играла зависть к его средствам, крайне раздражало Александра Ивановича, тем более что его здоровье с 1864 года начинало ему изменять.
Chateau de la Boissiere опустел: я искала одиночества и жила в Monti eux с моей малюткой и m-ss Turner (Молодая англичанка при моей дочери. (Прим. автора.), Мейзенбуг возвратилась в Италию с Ольгой, Герцен с одной Наташей остался в Женеве; из Chateau de la Boissiere он переехал в квартиру на Quai du Mont Blanc, а Огарев поселился в Lancy, почти за городом. Жизнь их не налаживалась, работалось плохо, не было того, что англичане называют home (уютом, домом (англ.).
Меня тянуло опять в Ниццу к свежим могилам. Герцен очень любил южную природу; вдобавок, в Ницце у него было много дорогих воспоминаний и могила, которую он никогда не забывал. Вскоре, отправивши Наташу в Италию, он проводил нас до Ниццы и пожил сам в ней.
Волей-неволей, я сделала несколько знакомств для моей дочери: ребенку вредна мрачная обстановка. Она играла ежедневно в публичном саду с детьми, знакомилась короче с некоторыми из них; так и мне пришлось познакомиться с двумя, тремя семействами. Я переговорила с учительницей танцевального класса, и она согласилась бывать у меня два раза в неделю, если я наберу ей несколько учениц. Мне было нетрудно из друзей моей дочери набрать желающих учиться танцевать. Дети стали собираться у нас два раза в неделю. Между прочим, мы познакомились тогда с семейством Гарибальди (троюродного брата знаменитого Гарибальди), которого симпатичные жена и дети остались с нами в дружеских отношениях до моего окончательного отъезда в Россию.
В это время Герцен был еще в Ницце. В Ницце он писал много, никто ему не мешал, ходил читать газеты к Висконти, после обеда любил гулять вдвоем с моей дочерью, а иногда брал ее в театр, забавлялся ее выходками, меткими замечаниями, умом. Тогда он писал для «Недели» статьи под названием «Скуки ради». Его тешило, что он пишет и печатает в России. Он любил читать написанное перед отправкой. Вскоре Герцен был вызван в Женеву; устроив все для Огарева и для типографии, он вернулся в Ниццу и рассказывал с ужасом об одной страшной истории, которая только что случилась в окрестностях Женевы и наделала там много шума.
В «Сев. в.» (стр. 89—90) далее было:
«Кроме Гарибальди, мы познакомились с семейством G., состоявшим из трех дочерей; меньшая была ровесницей моей дочери; она и старшая были очень любимы матерью, а средняя жила в страшном загоне, может быть потому, что была покрыта веснушками и вообще некрасива, тогда как меньшая и старшая были очень недурны собой. Бедная молодая девушка не смела дома войти в гостиную, когда были посторонние; гулять с сестрами ее редко брали, а посылали за разными покупками и поручениями с горничной. Эта нелюбовь матери и сестер к m-lle Louise возбудила во мне большую жалость к ней; я старалась ее приглашать почаще, но вместо нее являлись ее сестры с матерью. Тогда мне пришла странная мысль тронуть сердце матери представлением Сандрильоны, которую я написала (драмой) по-французски для наших маленьких актеров. Устроили домашний театр у меня в доме и пригласили зрителями всех родственников детей. Кому не хочется поглядеть на маленькое, дорогое существо в первый раз на сцене? Явились родственники Louise G., ee мать и сестры, но, кажется, моим трудам было суждено пропасть без пользы: никакой перемены не произошло в отношениях семейных к m-lle Louise; один отец ее любил, но, боясь жены, почти не показывал любви к своей забытой дочери.
Свободное копирование
