Весьма живо сохранился в моей памяти следующий случай из нашего пребывания в Неаполе.
Однажды все наше семейство пошло по приглашению нашего знакомого доктора Циммермана, родственника моей матери, к нему в гости; семейство Герцена оставалось в отеле. От Циммермана мы возвратились поздно, однако я все-таки зашла проститься с Натальею Александровною. Когда я вошла, она стояла среди комнаты, встревоженная, с раскрасневшимся лицом,— она, которая всегда была бледна; Луиза Ивановна, обыкновенно веселая и добродушная, смотрела гневно; Александр Иванович стоял у своего письменного стола задумчивый и молчаливый. Я глядела на всех с недоумением, не зная, как уйти и что делать, но Наталья Александровна вывела меня скоро из неловкого положения.
— Не подходи ко мне, я преступница,— сказала она с ирониею,— я потеряла все наше состояние! Я не шучу, это правда.
— Полно, Наташа,— сказал Александр Иванович с упреком,— ты знаешь, я не боюсь, я прокормлю свою семью.
— Слушай,— сказала мне Наталья Александровна с оживлением,— когда вы пошли к Циммерману, я занялась с Сашею; вдруг гарсон постучал и сказал Александру, что на улицах демонстрация, большое волнение; Александр заторопил меня. Ты знаешь темно-зеленый портфель; в нем были ломбардные билеты, векселя на разные банкирские дома,— словом, все наше состояние и маменькино тоже. Я не знала, куда его девать, оставить в отеле боялась; наконец второпях сунула его в карман, но карман был мал, и портфель одним углом высовывался из него. Много раз я ощупывала его, стоя в толпе, он был тут; вдруг я почувствовала, что кто-то дернул меня; ощупала карман,— он пустой...