В своем дневнике сам А.С. Суворин зафиксировал все подробности этого скандала.
"В четверг, 23-го, писал он здесь, разыгрался скандал в Малом театре. Я приехал в 12 утра с курьерским. Мне рассказали домашние, как было дело. Я хотел видеть А.П. Коломнина и пошел к нему наверх. Андрюша в это время спускался с лестницы и сказал мне, что "папа уехал защищать дело в Сенат". Мне хотелось обратить дело в шутку, я заперся в кабинете, не велел никого пускать, написал "Маленькое письмо" и отправил его в набор. В 3 часа, когда я кончил писать, мне сказали, что с Ал. Петровичем в книжном магазине сделалось дурно, потом, что он умер. Меня это поразило. Никогда я не думал, что он умрет раньше меня. Эта смерть окрасила скандал в другие краски. То, что я услышал потом, было верхом нахальства со стороны Яворской, Арабажина, кн. Барятинского, устроивших скандал. Арабажин развозил свистки, сирены, места в театре студентам, курсисткам, фельдшерам. Шум стоял невообразимый. Под этот шум игралась пьеса. На сцену кидались биноклями, калошами, яблоками. Яворская сидела в крайней ложе вместе с Мордовцевым, Арабажиным и мужем своим. Ей одни аплодировали, другие кричали "медный лоб" и "вон Яворскую". Пробыть за сценой в это время было тяжело. Коломнин был там один и, естественно, волновался. Внезапная смерть его подготовлялась вообще его болезненностью, но скандал сократил его жизнь… В то время, когда в самом театре происходила такая демонстрация, улица тоже волновалась".
"Толпа студентов стояла перед театром, рассказывает в том же дневнике Суворин, и обращалась к городовым:
— Что ж вы сабли не вынимаете или нагайки?
— Зачем? Полиция составила протокол, а там начальство разберет.
Другая толпа стояла по ту сторону Фонтанки в полной безопасности и кричала оттуда:
— Эй вы, полиция, попробуйте нас в нагайки!
Студенты входили в театр без билетов. Одни заняли места в театре насильно, другие образовали в коридоре целую толпу. Толпа стояла и перед дверью на сцену, где режиссерская. В университете вывешено объявление от ректора с просьбой, чтоб студенты перестали волноваться "в ожидании разбора дела их в судах".
Ректор дозволил сходку студентам; отвечая на их просьбу высказать свое мнение, сказал следующее:
— Мое мнение в двух словах. Есть две цензуры — одна разрешает пьесы для печати, другая — для сцены. Обе достаточно строгие. Теперь явилась третья цензура — студентов. Больше мне нечего сказать. Рассуждайте.
Слышал об этом от И.М. Литвинова. Студенты хотели устроить демонстрацию. Полиция арестовала 600 студентов.
В университете говорили, что пьесу "Контрабандисты" запретили, а "Северному Курьеру" дадут третье предостережение. Возможно, то и другое. И то и другое нелепо и унизительно для правительства. Если редакция "Северного Курьера" организовала манифестацию, то ее следует судить у мирового, а не студентов, которые манифестировали, а не запрещать газету и не делать г-жу Яворскую с ее мужем и Ара-бажиным политическими мучениками.
Сипягин сделает то, что скажет Витте. Достанет ли у Витте мужества высказаться против этой манифестации в пользу евреев?"
Свободное копирование
