Из похвал других авторов я припоминаю Лескова, который, приехав в Москву, не только хвалил меня своим знакомым, но и читал вслух мои рассказы. Он называл меня "наш Флобер", — хотя недоумеваю: что у меня общего с Флобером?
Чехов говорил мне:
— Мне как писателю досадно, почему в "Купальных огнях" вы так мало показали вашего священника — это огромного интереса лицо.
А потом он лукаво прибавил:
— Сознайтесь, в нем есть много от Владимира Соловьева?
— Не много, а кое-что, — сознался я.
— Отчего он не пишет стихов? Это было бы хорошо, — прибавил Антон Павлович. — Потом его вера в чертей… это так было бы хорошо.
— У меня была задумана сцена: он едет из Выборга в Петербург на пароходе, и из волн прыгают к нему черти. Потом один оказывается у него в киоте. При мне Соловьев это рассказывал.
— Отчего же вы не написали?
— Да это уж очень "от Соловьева".
— А что, он врал про себя, что видел чертей?.. Да, может, они и в самом деле есть. Я раз спросил об этом у Суворина, — он сказал: "а черт их знает, — может и есть". А он, впрочем, то же и о Боге говорил: "есть ли, нет ли — черт его знает".
— А я думаю, что в Бога старик верит, — сказал я. — И перед смертью позовет отца Иоанна и каяться будет.
— Его в аду поджаривать будут за то, что писал плохие романы, — глубокомысленно сказал Чехов.
Сам B.C. Соловьев не только рассказывал о чертях, которых он будто бы видел, но и писал об них. Очевидно, Гнедич здесь имел в виду следующие строки Вл. Соловьева:
Черти морские меня полюбили,
Рыщут за мною они по следам,
В Финском поморье недавно ловили,
В Архипелаг я — они уже там…