Мы встретились еще раз, и тут было еще труднее выдерживать штурм.
Он говорил, что надо завести «альбом Оли» и туда вписывать все стихи. Увы!.. Это было последнее мое свидание с Гумилёвым в ту весну. Он начитал мне бездну стихов, и старых, и новых, — и вся эта бурность, которая меня заколдовала, через год перешла в другой альбом — Елены — в Париже. Меня наказали — и мне нельзя было увидеть его перед его отъездом в Массандру, — ни получать от него писем. И потом — пришла Аня, и мы «повыведывали» друг у друга свои новости. Она перешла в мою шкуру, побледнела и стала говорить тише и смиреннее. Мне кажется, у нее уже все случилось. И теперь еще мне непонятно, почему я хохотала, как в исступлении, и меня выбрасывало с кровати по ночам, как будто шло какое-то колдовство?!
И вот я написала «злое», горделивое письмо — он потом мне сказал, что сжег его в Вогезах (?).
Как, такая хорошенькая девушка, сумевшая принять образ «Иерусалима Пилигримов», не утишила его бешенства?
У кого я попрошу совета,
Как до легкой осени дожить,
Чтобы это огненное лето
Не могло меня испепелить…
(Откуда это?)
Я не хочу вспоминать обрывки стихов из «Синей звезды», — он отдал их другой… через год.
А вот это скорее об Ане… «подошла девической походкой, Посмотрела на меня любовь. Отравила взглядом и дыханьем… и ушла — в белый май с его очарованьем»…
Свободное копирование
