19 декабря
Интересно, как прореагирует Н.С.Х. на демонстрацию ганских студентов на Красной площади, протестующих против дискриминации в отношении африканцев? Как подадут этот факт? Что напишут газеты? Н.С.Х., несомненно, как-то вынужден прореагировать, но вот народу об этом ничего не скажут: газеты просто умолчат об этом инциденте. Это в традициях и, главное, в нравах партийной печати.
Может быть, пример ганских студентов всколыхнёт наше студенчество? Говорят, что «наши» стояли и безмолвствовали, наблюдая за демонстрацией. Не то ли это безмолвствие, что у Пушкина в «Борисе Годунове»: «Народ безмолвствует»? Зловещее безмолвствование. Хотел бы я, чтоб это было так, чтоб пример ганцев не остался для нас без подражания... Главное – всколыхнуть народ. «Смелость, смелость и ещё раз смелость!» – лозунг Дантона как никогда актуален в наши запущенные дни.
Но я тоже лгу. Мне противно лгать в этой жалкой газетёнке, но я лгу. Деньги? Плевать я на них хотел. Забота о том, чтобы быть вместе с семьёй? Да, конечно... Но лгать нельзя не только ради семьи, но главное – перед Богом. Я верю в Бога. Верю не головой, а подсознанием. Никогда не лягу спать не перекрестившись... С одной только молитвой «Отче наш». Откуда эта вера у меня? От крещения. От крестоположения. Влияние крестной – моей набожной тётушки Евдокии Васильевны.
«Разум – это сын Бога», – сказал папа Павел IV. Может быть, потому, что я мыслю, – я верую? Но для меня непосильно рациональное объяснение... К тому же величие Солнца... – это моя патриархально-языческая стихия.
Русская литература никогда не простит Хрущёву, что он свёл в могилу одного из великих представителей нашей словесности, Бориса Пастернака. До чего же разнузданно-похабной была травля поэта в связи с присуждением ему Нобелевской премии. На большом официальном собрании обругивали Пастернака, не стесняясь в выражениях, как последняя базарная торговка: «где жрёт, там и срёт». Какая-то жуть.
Мне кажется, в травле Пастернака Хрущёв был движим не столько принципиальными соображениями, возмущением, что поэт получил-де высочайшую премию «за антисоветский роман» (а ведь формулировка была другая – мировое значение всего творчества Пастернака...), сколько оскорблённым, больно уязвлённым самолюбием: почему премию дали какому-то Пастернаку, а не его другу Шолохову, посвящённому в первописатели земли советской? Выходит, даром он командировал Шолохова в скандинавские страны как раз перед самым решением вопроса о премии: ни авторитет писателя, ни хрущёвское к нему благоволение не возымели никакого действия на членов жюри. Проиграл любимец, победил «сомнительный» поэт.