В Киеве после лекции в Духовной Академии о целях и задачах Камчатского благотворительного братства председателем его местного отделения избрали ректора, епископа Иннокентия (Ястребова), моего бывшего учителя калмыцкого языка в Казани.
Во всех этих филиалах братства, согласно уставу, проводился энергичный сбор средств путем распространения орденских знаков. За право ношения орденского знака 1-й степени налагался пожизненный взнос в сумме 300 рублей, 2-й степени — 75 рублей, 3-й степени — 50 рублей и 4-й степени — 25 рублей. Попутно все отделения братства производили сбор школьных принадлежностей, церковной утвари, походных аптечек, одежды и т.п. Все это ежегодно отправлялось в предоставляемом по распоряжению Императора товарном вагоне во Владивосток, а затем на пароходе Добровольного флота на Камчатку. Во Владивостоке, на Седанке, на берегу Амурского залива, под наблюдением архиепископа Евсевия комплектовались в разобранном виде церкви и школы, а после доставки их на место назначения производились сборка и установка. Вскоре таким образом удалось открыть в разных частях Камчатской области школы, церкви, приют для детей местных кочевников и т.п.
Мне тут вспомнился один примечательный случай. В 1910 году к берегам Камчатки приблизился океанский пароход Добровольного флота «Кострома». В период русско-японской войны на этом судне был оборудован плавучий лазарет. А тогда «Кострома» совершала рейс из Петропавловска-Камчатского вдоль побережья на Чукотку с остановками в промежуточных портах. На борту его находились туристы, можно сказать, прожигатели жизни: они коротали время за игрой в карты, флиртом и пьянством. Как-то ночью по небрежности судоводителя пароход на полном ходу налетел на Карагинскую косу; сев на мель, накренился, глубоко врезавшись килем в грунт. Снять его с мели не было никакой возможности. Во время аварии погиб один матрос, его похоронили на берегу. Помощи из Владивостока скоро ожидать не приходилось, а свои технические средства были недостаточны. Наконец на горизонте показалось японское судно. По международным морским правилам и традициям, оно должно было оказать пострадавшей «Костроме» помощь. Однако японцы с пиратской проворностью ограбили пароход, забрали все ценное, вплоть до того, что срезали с мебели бархатную обивку. Когда же из Владивостока прибыл русский спасательный пароход, от «Костромы» осталась одна коробка. Некоторое время спустя правление пароходства прислало на мое имя телеграмму. В ней управляющий просил, чтобы я во время моих зимних поездок на собаках вдоль побережья осмотрел, в каком состоянии находится «Кострома». Я выполнил эту просьбу. Мне и моим спутникам, прибывшим к Карагинской косе, предстало печальное зрелище. По возвращении в Петропавловск-Камчатский я составил акт обследования и отослал его в правление. В ответ дирекция пароходства прислала мне благодарность и сообщила, что за оказанную услугу пароход «Кострома», непригодный для дальнейшего эксплуатационного плавания, передается в дар Камчатскому благотворительному братству.
Впоследствии в селении Карага, неподалеку от места аварии, я из материалов, снятых с подаренного парохода, устроил зимовку* деревенской школы. Остов же этого злополучного судна я, в свою очередь, подарил местному населению.
* Зимнее помещение.
Свободное копирование
