В августе 1960 года я получил письмо от очень доброго и милого мирского человека Михаила Васильевича. Он мне сообщал, что еще в 1957 году запросил Патриархию, и ему был дан мой новосибирский адрес, по которому он послал целую тетрадь (исповедь отца Кириака) и письмо, но мною они не были получены. Спустя какое-то время он снова пустился в розыски и получил мой новый адрес, у нас завязалась переписка. В день праздника в честь Рождества Пресвятой Богородицы я получил письмо от соплеменников отца Кириака, в котором они сообщали, что «радость и ликование были велики у нас по поводу сего», и описывали, какое впечатление на них произвел мой ответ. Причем они, так как были малограмотные, обо всем сообщали своему другу Михаилу Васильевичу, а он уже весточки от них пересылал мне.
«Дорогой и незабвенный друг наш! Здравствуй!
С большой радостью сообщаем тебе, что мы получили твою посылку. В ней были письма Высокопреосвященнейшего Владыки Нестора, а также три его портрета. Как только Валентин Николаевич вскрыл конверт и вынул оттуда письма и портреты, так сам весь побледнел и руки затряслись от волнения. Он побежал бегом к постели нашего батюшки Кириака и дал их ему. Надев очки и увидев портрет, тот так и застонал: «Он, он Святитель Божий! Хорошо я помню на нем наперсный крест наградной на ленте Георгия. Он заслужил его как Ангел спаситель и хранитель, а теперь он — Святитель Божий. Ох, какой я окаянный!»
Затем он попросил читать письма. А сам плачет и плачет, как младенец. Прочтут ему несколько слов, а он тихо скажет: «Подождите, дайте мне насладиться этими словами. Я маленько повспоминаю». Ждем, а он закроет глаза и думает, потом опять велит читать дальше. Опять остановит, о чем-то думая. А то попросит письмо в руки и так благоговейно, с трепетом прижмет его к груди и держит, держит минуты две-три. А потом целовать начнет. Раз двадцать читали ему эти письма и стихотворение «Радостная Пасха у прокаженных». Часто говорил первые два-три дня так: «Снятый многострадальный Иов, помолись Богу за меня, окаянного! Там, там, на берегу нашего моря, он сделал храм в честь тебя, праведника Божия».
Мы все просили его, чтобы он сказал, какой ответ написать великому Владыке, а он все плачет и плачет, как ребенок, и никак не желает или не может успокоиться. Махнет рукою тихо и прошепчет: «Большое дерзновение будет мне, окаянному, писать моему господину и Божиему Святителю. Я не достоин развязать подвязки обуви на праведных стопах этого ангела земного, а вы хотите, чтобы я писать велел ему».
На четвертый день часа на четыре он впал в беспамятство и все говорил с закрытыми глазами. Около него читали Библию. А когда он очнулся, мы опять стали просить его, чтобы сказал, о чем написать Владыке. Опять ответил: «Не надо!» Часто впадает в беспамятство, стал совсем как глупый ребенок, вспоминает Макария Алтайского, озеро Телецкое».
Свободное копирование
