Долгая дорога тем не менее была крайне утомительна — в пыли и жаре, — и все мы были рады, когда третьего июня приехали в Москву. Рука об руку с Галиной Петровной шла я до дверей вокзала следом за офицерами, один из них нёс мой чемодан.
На привокзальной площади стояла длинная вереница машин. Меня подвели к машине, дверца которой была не сбоку, а сзади. Вежливо помогли взобраться, протянули чемодан — и захлопнули дверцу. Внутри было совершенно темно. Где меня высадили, я не поняла, но догадалась, что это снова Лубянка. Скоро я уже сидела в крохотной каморке с голубыми стенами. Конвойный принёс кусочек хлеба, но когда я попросила разрешения вымыть руки, буркнул:
— Некогда. Следователь ждёт.
Он провёл меня на шестой этаж. Посреди комнаты стоял полковник, увидев меня, он закричал:
— О, сегодня нам попалась крупная рыбка!
— Я не рыба, я хочу знать, почему меня арестовали.
— Что вы у меня-то спрашиваете? Сами знаете лучше меня. С вашей стороны было бы разумно встать на колени, признаться в преступлении и попросить снисхождения.
— С чего это я буду просить снисхождения, если не знаю, в чём меня обвиняют?
Тут полковник заорал — непечатным текстом. На вопрос мой он так и не ответил.
На этом первый допрос окончился.