Итак, приступили к строительству четырёхсоткилометровой ветки через безлюдные болота и топи. Руководил строительством Френкель. Снова бессчётное количество рабочих и снова та же трагедия — гибель многих тысяч заключённых, как и на сталинском канале. Условия в воркутинской глуши были ещё хуже, к тому же там суровый арктический климат. Но человеческие резервы воркутинского лагеря были неисчерпаемы и тратили их нещадно.
В течение нескольких лет каждый заключённый на вечерней поверке с ужасом ждал, что бригадир зачитает его фамилию в списке тех, кто утром пойдёт на строительство железной дороги. «Списочных» на ночь запирали, хотя у них и не было никакой возможности избежать этой работы. Мало кто из них возвращался в лагерь. Оставшиеся в живых рассказывали страшные вещи. Кормили плохо, больными никто не занимался. Упадёшь, ослабев, и не сможешь подняться — тут же пристрелят. Трупы укладывали вместо шпал — древесины не хватало, в тех широтах лесов нет. Зимой, когда земля промерзала, рельсы, положенные на трупы, выдерживали немалое движение. Но летом, когда земля в Воркуте превращается в глинистое месиво, движение прекращалось. Один заключённый, работавший машинистом, рассказывал мне, что иногда людские кости не выдерживали тяжести паровоза и рельсы проседали то с одной, то с другой стороны. Он рассказывал, что испытывал ужас, чувствуя, что паровоз вот-вот провалится и его поглотит топь. «А зимой, — рассказывал он, — можно не бояться, под колёсами только похрустывает окаменевшая тундра».
Когда осенью ударяли морозы, движение возобновлялось, и на большую землю текли целые реки каменного угля. Жаль, те, кто пользовался этим углём, не знали, ценой каких нечеловеческих страданий они получают тепло и свет! Они ничего не знали о тысячах заключённых, разложившимся трупам которых они обязаны теплом в своих домах. Ну а Френкель? Он всё ещё был в почёте, Сталин признал его заслуги, пожаловав в генерал-лейтенанты. Но для воркутинских заключённых это был самый ненавистный и презираемый человек во всей стране.