В апреле 1943 года меня из Воркуты-Вома переправили на поезде в Воркуту. Ветка из Кошвы в Воркуту в конце 1942 года была почти готова, но выравнивание и наладка рельсового пути длилась ещё несколько лет. Меня сперва назначили старшей медсестрой лагерной больницы. Здесь лечили заболевших от недоедания и нехватки витаминов заключённых, не из человеколюбия, а чтобы они снова как можно скорее могли приступить к работе. Чаще всего встречалась болезнь пеллагра — от недостатка витаминов происходили тяжёлые нарушения пищеварения и расстройство нервной системы. Ежедневный рацион был явно недостаточен для людей на тяжёлых работах в шахтах. Мужчины получали утром только овсяную баланду, а вечером — жидкий суп и восемьсот граммов чёрного хлеба. Не было ни картошки, ни овощей. Лишь в более поздние годы каждый стал получать около полкило сахара в месяц. Но всё это получали только те, кто выполнял в шахте норму. Те, кто с нормой не справлялся, были в ещё более ужасном положении. Они получали так называемый «штрафной котёл» — двести граммов хлеба. Нагрузка у людей была столь непосильной, что при таком питании жили они недолго.
Заключённых поднимали в пять утра. Они шли пешком два километра до шахты и работали с восьми часов утра до восьми вечера. Не удивительно, что почти все были больны. Надо, правда, признать, что доктор Семашко[1] в министерстве здравоохранения прилагал все силы, чтобы поправить положение. Именно его стараниями мы получали некоторые лекарства и, что ещё важнее, свежую кровь, молоко и мясо для больных пеллагрой.
После лечения в течение четырёх или даже восьми недель многие мои пациенты выздоравливали. Но всё равно смертность среди работавших в шахте была очень высокой — у нас не хватало мест для всех нуждающихся в лечении. НКВД это не печалило: человеческая жизнь ценилась чрезвычайно низко. Более чем странным казалось требование составлять в пяти экземплярах заключение о смерти и посылать его в министерство здравоохранения. В документе надо было дать подробную картину болезни, указать причину смерти. Работавшие в шахтах гибли от голода, но об этом упоминать запрещалось.
Каждое утро в маленькой комнатке складывали друг на друга голые, худые, как скелеты, трупы. Когда их как следует прихватывал мороз, трупы вывозили на санях. Я однажды спросила возчика, где же трупы хоронят. «Бросают в тундре», — ответил он. Вот и все похороны! На радость волкам. Правда, в этих северных широтах земля не оттаивала даже летом, огромного труда стоило бы вырыть могилу хотя бы в метр глубиной. Когда таяли снега, олени обгладывали разлагающиеся на солнце трупы и заболевали. Олени принадлежали зырянам, кочевому народу, и власти республики Коми писали в Москву жалобы, но советское правительство не считало нужным вмешиваться.
Свободное копирование
