Когда кончилась забастовка, Сирола снова предложил мне ехать в Хельсинки через Москву. В каком-то приступе легкомыслия я согласилась. Однако попасть в Москву оказалось нелегко. Ехать надо было через Польшу, а польское правительство как раз закрыло транзит. Потянулись недели ожидания. Наконец мы придумали: надо ехать морем до Кенигсберга, а оттуда поездом в Москву. Нам без труда удалось забронировать каюты на маленьком пароходе, шедшем до Пиллау, кенигсбергского порта.
Пароходик наш заходил во все порты, но мы отсиживались в каютах. На одной стоянке духовой оркестр вдруг грянул марш финской конницы времён Тридцатилетней войны[1]. Сирола, который и без того нервничал и легко терял самообладание, заволновался, решив, что его узнали. Мне это показалось так глупо, что я решила разыграть его. Я вышла на палубу посмотреть, что творится снаружи: на причале был только военный духовой оркестр. Но Сирола я сказала, что немцы прознали, что на судне находится депутат финского парламента и оркестр играет в его честь. Сирола побледнел. Незадолго до обеда пришла официантка и сообщила, что капитан приглашает нас за свой стол: нас туда проводят. Я быстро переоделась и заверила Сирола, что приглашение объясняется теми же причинами. Он ещё больше разволновался. Мы пришли в кают-компанию. Стол был накрыт на шесть персон. Официантка усадила нас, и мы стали молча ждать. Скоро в кают-компанию вошли четверо офицеров. Капитана я узнала по форме, но кто был пожилой офицер высокого ранга, севший напротив меня? По левую и по правую руку от него сели два офицера. Они низко нам поклонились. Я время от времени взглядывала на пожилого господина. Мне не раз приходилось видеть его портреты, и я его наконец узнала: это был генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, впоследствии — президент Германии[2]. Офицер справа был его адъютантом, а слева сидел личный врач. Тут я догадалась, что оркестр играл в честь Гинденбурга. Это был джентльмен старых правил, он беседовал со мной до самого Пиллау.
Свободное копирование
