Меценат из ЧК - 4

Настал день спектакля. Клуб был набит битком, вольные и невольные, или, как тогда говорили, — вольняшки и зека.

 Меня, как автора пьесы, посадили на первый ряд между начальником и его супругой. Она на вечер принарядилась и только вздохнула, взглянув на мои бесчисленные заплатки — одна над одной и все наполовину оторванные. Днем меня Поленька сводила в баню, где мои вещи, как обычно, прокалили, и теперь вместо духов от драматурга несло не то каленым, не то дезинфекцией.

 Декорация была одна на оба действия: дом у парома, из окон вид на реку и лесные дали.

 Успех пьесы определился почти сразу. Нельзя забывать, что играли столичные актеры, стосковавшиеся по сцене, но и сама пьеса всем понравилась. Когда опустился занавес и артисты вышли на аплодисменты, все стали кричать: «Автора, автора!»

 Так как я не выходила, то кричали все громче, в том числе и артисты. Кузнецов сиял от радости, как будто пьесу написал сам.

 — Выходите же на сцену, — тянул он меня. Я отказалась наотрез.

 — Но почему?

 — Но поймите же, гражданин начальник. Все так возбуждены, и вдруг автор появляется в таком виде. Это как-то не политично.

 — Ну, становитесь на скамейку, я вас подниму и буду поддерживать, чтобы вы не упали.

 Но я уже раскланивалась со своего места направо и налево.

 Овации не утихали.

 После спектакля начальник с женой проводили меня до барака.

 — Хоть, бы ее одел! — попеняла его жена (назовем ее Ниной Ивановной).

 — Как я ее одену? Отберу у тебя платье? В каптерке одни лохмотья, прямо опера нищих какая-то, а не лагерь. Война, конечно. Все идет на фронт.

 Утром меня разбудил кто-то из женщин, гаркнув в самое ухо:

 — Валька, иди получай гонорар!

 В каптерке мне выписали двадцать пять граммов сливочного масла и две огромные селедки — залом.

 Одну я дала друзьям, и они посолонились по ломтику. Другую в обед съела зараз с хлебом. Барак взирал на меня с ужасом:

 — Обопьешься!!!

 Заготовили мне на ночь чуть ли не двадцать банок воды. Я к ней не прикоснулась — не было никакой жажды. А масло я слизнула, как мороженое, без хлеба. Не знаю, что помогло: масло, селедка или овации, как с ехидством уверяла врач Савчук, — но я начала поправляться не по дням, а по часам.