Мне уже не сиделось в Еленовке, и новый председатель правления, с которым я не очень сошелся, указал мне, что мне работы в товариществе мало — мала масштабом. Я это принял за дерзость и заявил об уходе. Задерживать меня не стали.
В это время я был приглашен Госбанком участвовать в ревизии Русаловского ссудо-сберегательного товарищества. Это было кстати. Я принял предложение, вошел в состав комиссии и выехал на место ревизии.
Злоупотреблений особых обнаружено не было, но хаос и запустение были нетерпимыми и решено было переизбрать правление. Созвали собрание уполномоченных от пайщиков, доложили результаты ревизии и состояние дел. В конце предложили правление переизбрать.
Вышло так, что уполномоченные заявили, что они каждый год переизбирают правление, а толку все нет. Пусть Госбанк и Союз дают свою кандидатуру на пост председателя.
Члены комиссии знали, что я фактически без места и предложили мне выставить свою кандидатуру. Ну как я мог выставлять свою кандидатуру, когда ни они меня, ни я их не знал. Тогда председатель комиссии сам предложил меня, расхвалив на все лады.
Уговаривать не пришлось и я внезапно стал председателем крупного ссудо-сберегательного товарищества.
Это была весна 1914 года. Года начала 1-ой империалистической войны.
Хозяйство в кооперативе было большое. Большой склад с/х машин и орудий, мельница с газогенераторным двигателем, около десяти тысяч членов.
С места в карьер предстояло провести крупную операцию. Представлялась возможность купить тысячу десятин земли у одного разорявшегося помещика. Покупщики могли собрать только часть нужных средств, кооператив свободных средств почти не имел. Исход был один — получить ссуду из средств Союза и Госбанка. Так что я через неделю выехал в Киев. Одновременно думал привезти в Русаловку и семью.
А семья моя увеличилась к этому времени: появилась дочь Татьяна.
Дела в Киеве обернулись хорошо. Раздобыл я все, что требовалось. А требовалось пятьсот тысяч рублей — деньги по тем временам очень большие. Тут же в Киеве оформил сделку на купленную землю и поехал за семьей в Еленовку. (Я не говорю о том, что по случаю этой сделки, мы таки здорово покрутили в Киеве, впрочем, для продавца это были пустяки).
Забрать семью мне почему-то не удалось. Видимо, потому что квартиру надо было подремонтировать. Четыре комнаты с кухней, с разными кладовками были запущены основательно. А в Еленовке были очень любезны, с освобождением квартиры не торопили, Голосовы брали семью под свое покровительство. С тем я и уехал.
Ехал я в Русаловку с легкой душой: не успел, дескать, вступить в работу, как уже устроил такое большое дело. Много роилось в голове и мечталось. Конечно, не мечталось о колхозах советского типа, но о товариществах по совместной обработке земли — думалось.
Не мечтал и не гадал, что меня ждет целое большое несчастье.
Накануне моего приезда была подожжена и сгорела мельница. Так что я приехал к тлеющему костру, из которого торчали шкивы, изогнутые валы, сиротливо стоял газогенератор и всякий мусор.
Началось следствие, конца которому не было видно, и я не знаю, как это дело кончилось.
Но надо было работать. Надо было собрать деньги. Надо было размежевать землю, вводить в собственность, оформлять ссуды. Надо сказать, что на эту тысячу десятин (га) было восемьдесят покупщиков. Это значит восемьсот сделок со всякими оформлениями.
Кроме того, ссудо-сберегательная работа — работа склада. Так что работы хватало, тут же пришлось созвать собрание уполномоченных и по поводу пожара, и по поводу операций с землей.
Во всяком случае, по делу пожара я был чист, а по делу с землей получил от собрания уполномоченных много благодарностей. Словом, я заработал вовсю. Тут же привел в порядок квартиру, выписал семью (привез только со станции).
