В Петербурге мы спали с сестрой в одной комнате, и по вечерам, когда мы раздевались, происходили наши самые задушевные беседы.
Анюта, по обыкновению, стоит перед зеркалом, расчесывая свои длинные белокурые волосы и заплетая их на ночь в две косы. Это дело требует времени; волосы у нее очень густые, шелковистые, и она с любовью проводит по ним гребнем. Я сижу на кровати, уже совсем раздетая, охватив колени руками и обдумывая, как бы начать интересующий меня разговор.
- Какие смешные вещи говорил сегодня Федор Михайлович! - начинаю я, наконец, стараясь казаться как можно равнодушнее.
- А что такое? - спрашивает сестра рассеянно, очевидно, совершенно уже забыв этот важный для меня разговор.
- А вот о том, что у меня глаза цыганские и что я буду хорошенькой, - говорю я и сама чувствую, что краснею до ушей.
Анюта опускает руку с гребнем и оборачивается ко мне лицом, живописно изогнув шею.
- А ты веришь, что Федор Михайлович находит тебя красивой, красивее меня? - спрашивает она и глядит на меня лукаво и загадочно.
Эта коварная улыбка, эти зеленые смеющиеся глаза и белокурые распущенные волосы делают из нее совсем русалку. Рядом с ней, в большом трюмо, стоящем прямо против ее кровати, я вижу мою собственную маленькую смуглую фигурку и могу сравнить нас. Не могу сказать, чтобы это сравнение было мне особенно приятно, но холодный, самоуверенный тон сестры сердит меня, и я не хочу сдаться.
- Бывают разные вкусы! - говорю я сердито.
- Да, бывают странные вкусы! - замечает Анюта спокойно и продолжает расчесывать свои волосы.
Когда уже свеча затушена, я лежу, уткнувшись лицом в подушку, и все еще продолжаю свои размышления по этому же предмету.
«А ведь, может быть, у Федора Михайловича такой вкус, что я ему нравлюсь больше сестры, - думается мне и, по машинальной детской привычке, я начинаю мысленно молиться: - Господи, боже мой! пусть все, пусть весь мир восхищается Анютой, - сделай только так, чтобы Федору Михайловичу я казалась самой хорошенькой!»
Однако моим иллюзиям на этот счет предстояло в ближайшем будущем жестокое крушение.