3 сентября.
Дорогие мои! Вы, наверное, на меня сердитесь за молчание? И ругаете, конечно. Я получил от вас два письма, — дня три, четыре тому назад, а вот только сегодня пишу вам. Ну что же Катя, хорошо, что ты будешь работать в детдоме. Это, значит, ребята будут там, будут сыты, одеты. Ты и сама пожалуй сможешь там питаться. Остается только бабушка, но она на особом положении. Надеюсь, что как-нибудь протянете зиму. Только эту страшную зиму. Я опять повторяю вам старый совет — продавайте всё, что представляет какую-либо ценность из моих вещей. Всё решительно, не задумываясь. Получаете ли вы известия из Москвы? Я давно ничего не получаю и поэтому строю всякие нелепые предположения. Во всяком случае, в газетах ни строчки о налетах и значит дом видимо цел. Что же в таком случае с Клавдией, тетей Лизой? Хотелось бы получать от вас чаще письма. За лето вы меня избаловали крепко, а теперь держите в черном теле. Время стало тянуться очень медленно и особенно теперь, когда пришлось похоронить кое-какие надежды. И про второй фронт слушать надоело. Словоблудие одно. И очевидно, бесспорно надеяться нужно только на собственные силы. На нашем фронте оживление и во второй половине сентября должно будет что-либо в газете. Какое настроение в тылу, какие перспективы. Очень тяжело сейчас, бесспорно. Но, ни на минуту не должна теряться вера в будущее. И этот чертов 2-й фронт будет и всё будет. У нас по ночам и утрам холодно. Дни солнечные, ясные. Страшно подумать о зиме. А она скоро. Крепко целую вас дорогие. Пишите. В.