В то время шли выборы в Академию наук. Выдвинули мою кандидатуру. Три академика философа принимали решение: Митин, Федосеев и Юдин. Юдин был "за". Митин был "против", потому что я в своей статье "Философия" его, Митина, лично задел. Голос Федосеева решал все. И снова он встал на моем пути! Он позвонил в ЦК. Ильичев предложил ему кандидатуру родственника Суслова, и меня провалили.
Меня в Академию много раз проваливали. Голосовали "против" даже вполне приличные люди. Академик Кедров мне говорил:
- Александр Георгиевич, отойдите от Константинова, и я вас поддержу.
Он осуждал меня. Формально-то я действительно был при Константинове, но никаких общих планов у нас никогда не было: я в глазах сталиниста Константинова был одиозен. Кедров - философ яркий, незаурядный. Он очень творческий был человек. А еще он, когда маленький был, где-то в Швейцарии, кажется, на коленях у Ленина сидел. Вот этот эпизод всю жизнь спасал его от критики. Он позволял себе быть резким, со всеми скандалил. Митина ненавидел! Константинова ненавидел! И меня ненавидел.
Но и он был не без греха - на склоне лет написал книгу и посвятил ее... в это трудно поверить... Черненко! Все же понимают, каким ничтожеством был последний. Он в Молдавском ЦК у Брежнева заведовал гаражом. И лишь по несуразице, на почве выпивки, что ли... Брежнев его назначил на должность в ЦК. А назначив один раз, двигал дальше.
Константинов рассказывал, что как-то раз он спросил у Брежнева:
- Леонид Ильич, есть ли у вас человек для меня?
- Федор Васильевич, - ответил тот, - есть у меня человек для вас. Замечательный. Черненко!
Через неделю Черненко заведовал у Константинова каким-то отделом, а потом вошел в Политбюро. Святой обязанностью Черненко было давать Брежневу прикурить - услужливо, вовремя и так, чтобы нос не обжечь. А Кедров ему книгу свою посвятил!.. Странно мне это.
Кедров очень в полемике был хорош - остер! Но мне всегда хотелось его спросить:
- Бонифаций Михайлович, почему же вы свой проницательный ум не направили на решение важнейших философских проблем?
Понятно, почему: опасно это было. Вроде всю жизнь он что-то творил, а что сотворил? Да, ничего! Он тоже - апологет власти, хочешь того или нет.
А защищен он был дьявольски! Колени Ленина всегда и от всего его спасали. Он меня осуждал, а что мне оставалось делать? Я на коленях у Ленина не сидел. В тюрьме сидел! Мне в Институте философии на всех собраниях рот затыкали:
- Спиркин, с вашей биографией сидеть бы и молчать!
Я вынужден был мириться. Я должен был жить и работать.