Около 20 ноября 1943 года. Штаб остался в Фарфоровской. Мы, два отделения — связь и разведка, едем на Пулково. Груз на себе в больших санях. Вьюга. На шлагбауме в Шушарах — попутный автофургон нашего разведотделения дивизии. Часть наших грузится. (Одного, как полено, горизонтально вкладываем в угол фургона, под потолок.) На санях лежим вдвоем с Гороховым. Держимся, меняя руки, за машину. Дико мерзнем. Отцепляемся уже на Пулковской горе, на подъеме влево. Ночь. А машина зашла недопустимо далеко влево и завалилась мотором в траншею поперек шоссе. Рассветет, и ее увидят из Пушкина, разобьют. Сбегаются бойцы, вынимаем машину на руках.
Выполняем странное задание. Заготовили линии, на которых никого нет. Живем опять против свиносовхоза. У развалин белой церкви наш НП. (Теперь-то понимаю — отсюда дивизия пошла потом в наступление в январе. Хотели все сделать заранее. Чтобы потом не выдавать себя подготовкой.)
Жлудов. Лицо дыней, даже после бритья черное, лошадиные передние зубы. Прибыл к нам с приговором за хищение продуктов. Работник ресторанов. Поподхалимничал, привез начальству велосипед. Вдруг объявился старшиной. Прислан старшим наблюдателей на НП. Люто ненавидит меня — почему я, старший сержант, над ним начальник. Почему вообще уважают меня, а не его? За месяц это нарастает в нем до сумасшествия. Напившись, кинул в мой узел связи гранату. Выскочил сидевший там Ваня Тюкин, а аппаратуру побило. Дали мы Жлудову по зубам, сняли погоны, сдали под суд. Был ли он в штрафной роте, не знаю, больше не видели. Возможно, директорствует в каком-нибудь ресторане.
Подготовка к наступлению стала видна. По полю под горой расставляют ракеты в ящиках. Навалены белые бревна телеграфных столбов, которые пойдут за войсками.
Прибыли части. Роют новые НП.
Свободное копирование
