* * *
Конюхов за меня расписался и повез меня без конвоя обратно в Верх-Шольчино. Мы прибыли вечером на бричке. Радостная была встреча с братом Вилли. Оказалось, что мне повезло. Ведь Конюхов на другой день сдал дела новому начальнику Рагозину, приветливому человеку низкого роста. Рагозин меня представил техноруку Ворошилову (из ссыльных раскулаченных), с которым я впервые познакомился и который в ближайшие два года сыграл большую роль в моей лагерной жизни. Он мне сообщил, что он снял с работы десятника Вашаломидзе Акакия Константиновича и перевел его в бригадиры, а меня с завтрашнего дня переведет в его бригаду десятником.
Брата Конюхов назначил бригадиром, т.к. у Вилли был порок сердца. Вообще я убедился, что местное начальство состояло из добрых людей, которые старались облегчить нашу судьбу, насколько это было в их силах.
Вилля повел меня в женский барак. Большой барак, около 30 коек. Он меня познакомил с Серафимой Романовной Зражевской, с которой мы давно были знакомы. Ее еще летом сюда направили зав. столовой. Она почему-то нам симпатизировала и часто нас подкармливала «добавками».
В этот вечер мы были свидетелями страшной сцены. В крайнем дальнем левом углу лежала на койке чахоточная проститутка, полька Нелька. В бараке было много блатных парней, которые приходили к своим подружкам. Вдруг раздался жалобный голос Нельки:
— Ребята, я умираю! Пожалейте меня, поебите меня еще один раз!
Вокруг нее собрались уркачи. Один из них лег на нее. Вдруг раздался хохот. Кто-то кричал:
— Она же сдохла! Слезай!
Это было так цинично, так ужасно, что Симе Романовне стало плохо. Вилля заплакал, и мы вышли из барака.
Нельку похоронили в лесу.
Свободное копирование
