И пришел праздник Победы.
Весь день торжественно говорило радио и передавало марши и веселые песни.
К нам обещал прийти настоящий боевой командир! Он был ранен в бою, а теперь вылечился, и у него много орденов! Мы очень ждали его. Хотелось посмотреть на живого командира. Не в кино, а прямо в нашем коридоре. Кроме того, многие из нас мечтали спросить командира: «Вы не встречали на фронте моего папу? Его зовут...»
Наконец, нас всех вывезли в коридор. Из всех палат. И малышей, и старшеклассников.
Кровати выстроились вдоль стен в длинный ряд.
Каждая палата приготовила свои номера для большого концерта.
Вот и командир, улыбаясь, прошел по проходу. Он был еще не очень старый и немного прихрамывал. Вот он встал в конце коридора, где пальма распушила листья под большим портретом Сталина. Рядом с командиром встали доктор Ваграм Петрович, все врачи, сестры и нянечки. Воспитательницы, волнуясь, бегали вокруг наших кроватей.
Конечно, я плохо помню, что было на том концерте. Помню только, как мы волновались и ждали, когда придет наша очередь. Под простынями мы прятали свои маки и боялись их измять. Песня о маках должна была завершать концерт.
Наша воспитательница тревожилась, как бы Тайка не перепутала: надо было поднести букет маков сначала к портрету товарища Сталина, а потом — отдать командиру, потому что он защищал нас от немцев.
И пришел долгожданный момент, когда ударили наши бубны и трензеля, запели губные гармошки, и мы начали:
Вот какие маки!
Вот какие маки!
Красные, большие
В поле расцвели!
Мы постепенно поднимали руки с цветками, и в коридоре становилось все веселее, краснее, и наши голоса крепли:
Налетает ветер,
Налетает ветер,
Тоненькие стебли
Гнет он до земли...
Мы стали размахивать маками, получилось поле маков, волнующихся под ветром.
Воодушевленные, мы продолжали:
Маленькая Майка
Вышла на лужайку...
Из-за кроватей вышла, стуча костылями, Тайка. Она начала собирать цветы, и пока она обходила кровати, мы все повторяли, как застрявшая пластинка:
Маленькая Майка,
Вышла на лужайку.
Маленькая Майка
Вышла на лужайку.
Вот Тайка доковыляла до последней в ряду кровати и «сорвала» последний цветок.
Букет скрывал ее лицо и едва помещался у нее в руке. Ей пришлось теперь идти на одном костыле. Зато цветы очень красиво колыхались от ее неровной походки.
А мы, торжествуя, с силой ударили свободными теперь руками в бубны и трензеля и грянули:
Сталину родному
Собрала букет!
Тайкин костыль, прислоненный к чьей-то кровати, поехал по скользкому полу и с грохотом упал. Но она даже не оглянулась и подошла к портрету Сталина, опираясь на оставшийся костыль и крепко прижимая к себе проволочные стебли наших маков.
Она отдала костыль нянечке, которая стояла к ней ближе всех, обеими руками, покачнувшись, протянула букет портрету. Мы дружно повторили:
Сталину родному
Собрала букет!
Тайка стояла, не шаталась, и мы загремели хором:
— Спасибо великому Сталину за наше счастливое детство!
Теперь Тайка сунула букет командиру прямо в лицо, она устала стоять на одной ноге без костыля.
А командир взял букет и вдруг заплакал. И опустил лицо в цветы.
Маленькая взъерошенная Тайка стояла перед ним, подняв лицо и разинув рот. Ее серый халат всегда сбивался из-за костылей, на груди и на спине получался мешок, как будто там были горбы.
Тайка совсем не была горбатой, у нее болел тазобедренный сустав и правая нога от этого сильно укоротилась. Ну подумаешь, хромота! А командир, наверное, подумал, что она и с хромотой и с горбами, и ему стало ее жалко...
Как мы были поражены, что настоящий боевой командир ни с того ни с сего, да еще на празднике, да еще перед всем честным народом и перед портретом товарища Сталина, заплакал! Как же так? Он же — взрослый! Он — военный! Он — командир!..
Мы притихли, как мыши.
Но тут доктор Ваграм Петрович улыбнулся Тайке, обнял ее, поцеловал в щеку и захлопал.
И все няни, сестры, врачи, воспитательницы и старшие дети захлопали. Тогда и мы принялись бить в ладоши, и Тайка, раскрасневшаяся и гордая, вернулась к своему упавшему костылю.
— А мой папа никогда не плачет! — говорили мы друг другу, когда нас развозили по палатам.
Наш номер с маками оказался лучшим! Нам дольше всех хлопали!
Нас очень хвалили за маки.
Да, наши маки были совсем как настоящие. Но их никогда не грело солнце, не качал ветер, в них не забирались пчелы, на них не падала утренняя роса. И живой водой их спрыснуть нельзя, они совсем размокнут, и бумага расползется, вылезет голая проволока и повиснут нитки в катышках клея...
Зато они будут стоять у портрета товарища Сталина на полочке! И все, кто на них посмотрит, скажет, что мы — молодцы, настоящие мастерицы... Может быть, даже кто-нибудь расскажет товарищу Сталину о наших маках... И он очень обрадуется.
Свободное копирование
