Однако летом внезапно мною овладела мысль, что все мои беды, все мое горе и несчастье произошли от моей вины, что они были мне посланы во искупление моего греха, моего своеволия, за то, что я не исполнил волю своих стариков, женился без их согласия, без их благословения. Эта мысль томила меня. От нее я не мог отделаться, пока внезапно не решил поехать в Уфу просить моих, тоже измученных, хотя и безмолвствующих стариков простить меня. Мне нужно было верное сердце, сердце матери.
И я недолго собирался... Вот Нижний, вот знакомые пристани: Самолетская, Меркурьевская, Курбатовская. Вот и наши - Вельские. У сходней знакомая и любезная надпись: "Сегодня в Уфу". Я на пароходе. Скоро наш "Витязь" отошел от конторки и "побег на низ".
Дорогой я думал об одном, как я приеду, как этот неожиданный приезд мой будет принят. И сердце говорило, что все будет хорошо. Мать все поймет, на то она и мать, чтобы все понять, все простить, все своей любовью исцелить.
Вот замелькали родные с детства берега извилистой Белой. Опять Дюртюли, Бирск, а там и пристань. Меня никто не встречает. Выхожу на берег, много знакомых, но наших лошадей нет. Никто не знает, что я здесь. Беру извозчика. Странно ехать в Уфе и не на своих лошадях. Не так я приезжал в свою Уфу в старые годы. На сердце неладно... Вот и дом, ворота открыты. Извозчик въезжает, и вижу мать... Она тоже увидала. Оба разом бросились друг к другу. Так и замерли во взаимных объятиях. Все было забыто, все прощено... Опять нашли один другого. Слезы, но слезы радости, облегчения... А там, в дверях сестра, отец. Общее семейное счастье... А что было потом, сколько было сказано такого, что таилось в самой глубине сердца. И пошли счастливые дни. Расспросы, самые любовные расспросы обо всем дорогом: об Олюшке, об искусстве... Какие дивные были те дни для меня!
Свободное копирование
