В конце июля в Закопаны приехал Пшибышевский. Стал жить с Дагны и детьми. Могло даже показаться, что он одумался, роман с женой Каспровича окончен, он вернулся к жене. О его заядлой способности обольщать свидетельствует следующая запись:
В первый день его приезда я стояла на веранде и из окна наблюдала за ним, как он разговаривал в комнате с другими. Преодолев снобизм и, безусловно, кокетство, я с усилием проговорила про себя, как в детстве: «Хочу, чтоб он на меня посмотрел и пришел сюда ко мне». Так и случилось. Он взглянул, тотчас же прервал разговор и пришел ко мне на веранду. Не помню, что он мне говорил, но вечером того же дня мы снова встретились — на танцах. Он сел подле меня и, указывая на танцевавшую Дагны, сказал своим характерным шепотом: «Она мне очень нравится, но и вы мне очень нравитесь». Я постаралась прервать дальнейшее. А утром нашла под дверьми новый экземпляр журнала «Жыче» с напечатанным там его произведением «Час чуда». Вот и все. Осталась после этого знакомства, которое встречаешь не каждый день, фотография с надписью: «На память о милых минутах, вместе пережитых».
Ужас берет, как подумаешь, куда могли завести эти «милые минуты». К счастью, Пшибышевский, снедаемый неприятностями, пожалуй, только по привычке пускал свои штучки в ход. А бабушка моя была личностью, способной себя смирять. Далее в своих воспоминаниях она пишет: Сближение с Дагны имело продолжение. Через два года, незадолго до ее трагического отъезда на Кавказ, она приехала в Варшаву, где разыскала меня. Она тогда позировала для портрета Конраду Кшижановскому и просила меня сопровождать ее на этих сеансах, во время которых мы развлекались разговорами. Картина получилась чрезвычайно интересная, ее купил коллекционер Бернард Лауэр, и она долго висела в его доме.
Портрет, написанный в 1901 году, пропал во время войны. Одна из лучших картин Кшижановского[1]. Сегодня ее, увы, знают только по репродукциям, но даже и в таком виде она производит сильное впечатление. Словно художник предвидел смерть, кружившую вокруг Дагны. А может, она сама предчувствовала, что это конец. К тому времени позади у нее остались трагические и унизительные переживания: разлука с мужем и детьми, бессмысленные скитания по Европе в поисках для себя места, непонятные и неудачные похождения с безнадежно влюбленными в нее мужчинами, отсутствие каких-либо перспектив в жизни. Все это проступало на ее лице, на котором и следа былой красоты не осталось. Траурное черное платье, застегнутое под самое горло, заостренные черты, стиснутый рот, невидящие глаза. О чем говорили друг с другом молодые женщины во время тех сеансов? Декадентка, скандалистка, femme fatale[2] и несчастная муза Молодой Польши, проигравшая свою жизнь, с девушкой, у которой были свои принципы и серьезное отношение к действительности? Снова о кофточках? Верится с трудом. Через две недели, 4 июня 1901 года, в Тифлисе Владислав Эмерик убил себя и Дагны. Бабушка говорить об этом не любила. Вся эта история противоречила ее житейской философии. Но всегда она испытывала к Дагны теплое чувство и слегка гордилась этим мимолетным знакомством.
Свободное копирование
