Чудом сохранилось извещение о помолвке — на веленевой бумаге, украшенной тисненой короной и гирляндами цветов.
Моя бабушка заботливо хранила в Варшаве две огромные пачки писем своих обрученных родителей, но деликатность не позволила ей их прочесть. Все сгорело во время варшавского восстания вместе с семейным архивом. Уцелело лишь несколько писем, исписанных мелким каллиграфическим почерком: из Вены в Варшаву и из Варшавы в Вену. Они переписывались по-немецки. Geliebte Julenchen! Verehrter und geliebter Gustav![1]
Ей двадцать два, ему двадцать три. Устроились они в Варшаве, на Крулевской улице 49, в нескольких шагах от Саского парка, в каменном доме, принадлежавшем старикам Клейнманам. На что жили? На проценты с приданого Юлии, заложенного для семьи. И на скромный заработок Густава, который получил работу в конторе тестя. Вместо того, чтобы штудировать философские трактаты, он выписывал теперь накладные на очередные центнеры соли.
Свободное копирование
