1 Июня. Переплываем Каспийское море, которое почти никогда не бывает спокойно. Качка отчаянная. Все наши спутники попрятались и улеглись, я раньше всех,
2 Июня. На рассвете показался Азиатский берег. В семь часов утра мы вошли в Красноводскую гавань, разукрашенную флагами. Пароход подошел прямо к пристани, на которой толпилось много народа: сарты, киргизы, туркмены. Вот мы и в Закаспийской области!
Колорит Красноводска желто-серый; нет совсем зелени, кругом ни одного деревца. Скучная картина! На пристани воздвигнута триумфальная арка, увешанная гирляндами зелени, а по середине наши инициалы с надписью: "Добро пожаловать!". Муж был встречен всей городской и уездной администрацией, во главе с князем Тумановым, исполнявшим должность начальника Закаспийской области, которую раньше занимал военный министр, генерал Куропаткин. Князь Туманов преподнес мне великолепный букет. Военный оркестр встретил нас маршем.
К пристани подали нам экстренный поезд; к нему прицеплен вагон-буфет и вагон с водой, которую привезли сюда за сто верст. Поезда "водянки" Закаспийской области, в чанах развозят воду по линии, для надобности железной дороги. Все вагоны здесь выкрашены в белый цвет. Я заняла вагон, помеченный литерой "Д", очень просторный и удобный, с гостиной, спальней и ванной.
Муж поехал в город с князем Тумановым, а меня подкатили ко вновь построенному роскошному вокзалу, замечательно красивой архитектуры, в Мавританском стиле, весь разукрашенный флагами. Вагон мой остановился у подножия широкой лестницы, покрытой красным сукном. Масса народа толпилась на дебаркадере в ожидании возвращения мужа из города. В пестрой толпе выделялись военные в парадных мундирах и много дам в нарядных костюмах. Перед моим вагоном на широком тротуаре играл военный хор. Сменили его бродячие музыканты, перебравшиеся сюда с Кавказа, услаждавшие мой слух игрою на зурне. Седовласый солист затянул дикую мелодию; жаль стало мне старого трубадура!
День удушливо жаркий, на небе ни облачка, все залито потоком солнечного света. Термометр в вагоне показывает двадцать шесть градусов. Я совсем раскисла от жары.
Приехал, наконец, муж, и отъезд наш совершился очень торжественно; поезд отошел под звуки музыки.
От Красноводска до Ташкента 1750 верст, путь неближний! На всем протяжении нашего следования туземцы и местные жители приветствуют мужа. На станциях ждут массы любопытных.
Поезд идет по самому берегу моря; тихо плещут волны почти у самого вагона. Исчез Каспий; едем теперь по голой степи, поросшей кустами саксаула (деревцо карлик).
Однообразнее и печальнее этой местности нельзя себе ничего представить. Песок от ветра в степи колышется и вздымается буграми. Все кругом спит непробудным сном, точно заколдованное песчаное царство. Жизнь здесь остановилась, как незаведенные часы, ни человека, ни птицы, ни зверя, ни травки, ни даже кустика полыни на пути; справа и слева только хаос песка и много, много солнца. Тишина кругом глубокая, нарушает ее лишь свист нашего паровоза. Жилья никакого. Станции стоят одиноко посреди пустыни. Жить здесь должно быть не сладко!
Поезд наш может взять рекорд медленности, тащимся по черепашьему. Сопровождает нас до Самарканда князь Туманов, строитель Средне-Азиатской железной дороги -- Урсати, и целый штат инженеров. Муж пригласил их всех к завтраку в мой вагон. Пыль клубами вваливается в окна, раскрытые по случаю невыносимой жары; к довершению всех прелестей, мухи одолевают, кусают ужасно больно. Я страшно злюсь на них, на жару, на пыль, на все!
После завтрака я поспешила надеть капот. Лежу на кушетке и вздыхаю, но это нисколько не тревожит моих спутников; напротив того, если б я перестала вздыхать, то они пришли бы посмотреть, что со мною.
Пустынные виды из окон навевают лютую тоску и скуку. Мы видим все ту же картину: пески уныло тянутся верста за верстой с обеих сторон полотна. В вагоне томительно жарко, дышать положительно нечем. Термометр поднимается по-тропически, начинает уже показывать за тридцать и выше. Закаспийская область одна из самых жарких мест на земном шаре; в других странах все, что накаляется от дневного зноя, остывает по крайней мере ночью, здесь же и ночью ни к чему нельзя прикоснуться, все накалено, стены, постель, все вещи, и когда, наконец, к утру начинает делаться чуточку свежее, то подымается солнце, и опять та же история.
Свободное копирование
