В январе 1884 г. перед открытием сессии Московского дворянского собрания распускались слухи о каких-то важных политических манифестациях, которые произойдут в течение этой сессии и в которых получит яркое выражение новая тенденция правительственной политики, открывающая поместному дворянству заманчивые перспективы. Много ожидали в этом отношении от всеподданнейшего адреса, с которым московское дворянство обратится к государю, и от того приема, который будет этому адресу оказан с высоты престола.
Все это, однако, осталось втуне. Никаких политических деклараций в адресе московского дворянства не оказалось. Получилась обычная, серая сессия. Молва забегала вперед, по крайней мере на два года предвосхищая события.
Если в области дворянского вопроса дело пока ограничивалось ожиданиями и какою-то безотчетною приподнятостью настроения в кругах воинствующих сторонников сословно-дворянских привилегий, то другая сторона реакционной программы: усиление правительственных репрессий против общественной самодеятельности — находила себе совершенно явственное выражение в самых конкретных формах.
В апреле 1884 г. было опубликовано строжайшее предписание председателям земских собраний не допускать к обсуждению на этих собраниях никаких вопросов, прямо не указанных в Земском положении. В мае 1884 г. совещанию четырех министров [Внутренних дел, народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Синода] предоставлено было окончательно закрывать периодические издания, и эта кара немедленно была применена к журналу "Отечественные записки", который и должен был прекратить существование.
Суровые правила были изданы для общественных библиотек и читален: и допущение к заведыванию такими библиотеками и читальнями, и определение состава допускаемых в них книг было обставлено очень стеснительными условиями.
Одним словом, чувствовалось, что правительственная власть все сильнее нажимает педаль в смысле полицейско-охранительного воздействия на общественную жизнь.