У отца что-то вышло с содержателем театра, и он должен был покинуть Одессу, где мы жили семь лет. Меня взяли из гимназии. Мамаша очень плакала, расставаясь с Одессой. Я не помню, что чувствовала, но гимназию оставила без сожаления, так как друзей у меня не было. Плакала я только на могилке маленькой сестры Нюты, жившей всего четыре года, как две капли воды похожей на меня и любившей меня до обожания. Когда я возвращалась по субботам домой, она караулила меня и с восторгом бросалась на шею, а главное, всегда заступалась и утешала, когда меня, по обыкновению, бранили. Она умерла от скарлатины, которая свирепствовала в то время в Одессе. Через пятнадцать лет, в мою бытность в Одессе, я едва разыскала место ее могилки, так как крест сломался и надпись едва была видна. Поставить ей памятник на свои собственные трудовые деньги было для меня большим счастьем, что я и сделала немедленно. Память о ней никогда не умрет в моем сердце.
На лето 66-го года отец принял приглашение киевского театра, где тогда была дирекция — полковник Познанский и Кумме, а режиссером — Николай Антипович Потехин. Мамаша давно не служила, и нас редко брали в театр. Приехал Павел Васильев на гастроли, и я опять попала на сцену. Он дебютировал в "Бедности не порок", и для роли Егорушки, кроме меня, в труппе никого не было. На первой (и единственной) репетиции вышел скандал. Пиеса начинается тем, что Егорушка читает сказку о Бове-королевиче; я начала, как вдруг услыхала голос Потехина: "Это не так, это не так, зачем ее так выучили".
По его мнению, надо было читать по складам. На мое замечание, что я всегда так играла, он крикнул, чтобы я не рассуждала и делала, что велят. Я, конечно, заплакала, мамаша вступилась. Потехин стал кричать еще больше, и меня увели со сцены. Прощай, моя роль! да еще дома, наверно бы, досталось, хоть и за чужую вину. Покуда меня одевали, со сцены доносился резкий фальцет Потехина: "Это дуру какую-то привели! Я найду гораздо лучше".
Тут уже я сама твердо решила ни за что не играть. Во всей этой истории страдал больше всех Васильев: найти, а главное, выучить мальчика к вечеру было невозможна, стало быть, его дебют не состоится, а сбор полный. Он воспользовался случаем, пока мамашу кто-то уговаривал, взял меня за руку, отвел в кулису, погладил меня по голове и начал самым добродушным тоном:
— Не плачь, матушка, плюнь ты на него, читай как знаешь, будет отлично.
Слово "матушка", его тон, а может быть, и желание (все-таки) играть сделали то, [что] я действительно решила лучше "плюнуть" и гордо вышла на сцену под руку с Васильевым. Потехина убрали, и все обошлось благополучно. После третьего акта, за сцену с ряжеными, Васильев меня поцеловал. По поступлении моем на императорскую сцену в 75 году Потехин написал мою биографию и поместил ее в "Деле", где весьма ясно намекнул, что ему я обязана моими первыми шагами на сцене, что он меня учил. Единственный факт его занятий со мной, рассказанный здесь, служит наглядным примером.
Свободное копирование
