Я собирался уезжать в Крым, когда на Серебряковской, против редакции, был среди белого дня не то, что ограблен, а просто вывезен на подводах целый склад мануфактуры. По дороге на пристань я встретил катящего на извозчике начальника стражи. Он узнал меня и сделал ручкой; но потом раздумал, соскочил с пролетки и подбежал ко мне. Поздоровавшись, он спросил:
— Были?
То есть на месте ограбления.
Я ответил, что был.
— Удивительные мерзавцы! — возмутился он. — Просто руки опускаются. Понимаете, бросают магазин, надеясь на какие-то там замки, а потом — полиция виновата!
Логика нового начальника была несокрушима, плохо не клади, вора в грех не вводи! Воистину, не легко ему было бороться с преступностью при такой путанице понятий...
Перед самым отъездом ко мне явился высокий, благообразный господин в отличном пальто. Он отрекомендовался начальником контрразведки и сказал, что пришел по официальному делу
Приходилось разговаривать. Я спросил:
— Что вам угодно?
Он порылся в портфеле и ответил:
— Вопрос конфиденциальный. Какого направления была газета "Свободная речь"?
Я разинул рот от изумления: "Свободная речь" была официозом "Особого совещания" А пока я сидел с разинутым ртом, начальник контрразведки исследовал содержимое моего стола и, не найдя ничего интересного, поднялся, вежливо откланялся и вышел вон.
Мне передавали, что с таким же визитом он являлся перед отъездом к моему заместителю по газете. Заметив на нем меховое пальто, он любезно осклабился:
— Вам, вероятно, известно, что меха вывозить нельзя?
Но шубу все-таки не тронул; вероятно, из уважения к гласности.