В Новороссийске контрразведкою называлось несколько учреждений, между прочим, и уголовный розыск. Была другая контрразведка, выдававшая пропуска отъезжающим, и другой уголовный розыск, ведавший всякие воровские дела. Где кончалось одно и начиналось другое учреждение, сказать не берусь: тут все переплелось и перемешалось.
Главная и, должно быть, подлинная контрразведка помещалась на краю города, около так называемой "станички", за которой начинались горы и владения зеленых. Двор этого заведения, охраняемый часовыми, был почему-то всегда полон унылыми фигурами красных. Неподалеку находилась и тюрьма.
Говорили, что по ночам здесь слышались стоны и вопли; вообще, было известно, что то, что творилось в застенках контрразведки Новороссийска, напоминало самые мрачные времена средневековья.
Попасть в это страшное место, а оттуда в могилу, было как нельзя белес легко. Стоило только какому-нибудь агенту обнаружить у счастливого обывателя района Добровольческой армии достаточную,, по .его, агента, понятию, сумму денег, и он мог учредить за ним охоту по всем правилам контрразведывательного искусства. Мог просто пристрелить его в укромном местечке, сунуть в карман компрометирующий документ, грубейшую фальсификацию, — и дело было сделано. Грабитель-агент, согласно законам, на сей предмет изданным, получал что-то около 80 процентов из суммы, найденной при арестованном или убитом "комиссаре". Население было терроризировано и готово добровольно заплатить что угодно, лишь бы избавиться от привязавшегося "горохового пальто", не доводя дело до полицейского участка.
Выходило примерно так: вся обывательская масса в ее целом была "взята под сомнение" в смысле ее политической благонадежности; с другой стороны, существовало стоявшее, — наподобие жены Цезаря! — выше подозрений фронтовое офицерство; за ними шли: контрразведка, уголовный розыск и, наконец, государственная стража, действовавшие под охраной высших властей в полном единении с шайкой спекулянтов, грабителей и убийц. Все это сонмище, в конце концов погубившее Добровольческую армию, было в равной мере опасно для населения "глубокого тыла", по отношению к нему, сонмищу, абсолютно лишенному элементарных прав человека и гражданина.
Все, носившие английские шинели и подобие погон, ходили в Новороссийске вооруженными до зубов; пускали в ход. нагайки, револьверы и винтовки по всякому поводу и, как будто, никакой ответственности за это не подлежали. Ибо все остальное подозревалось в несочувствии, в измене добровольческому делу, в злостной спекуляции, большевистской и социалистической агитации или хотя бы в "распространении ложных слухов" и принадлежности к "жидам".
Даже служившие в "пресс-бюро" и разъезжавшие в так называвшихся "агитпоездах" русские писатели, иногда довольно известные, и те ходили с револьверами у пояса. Я встретил известного поэта у входа в кафе "Махно", во время происходившей там записи эвакуировавшихся англичанами офицерских семейств, с револьвером у пояса, сортировавшего публику...
Свободное копирование
