21 июля. Понедельник. Вчера день суеты и ерунды — больше я таких дней не хочу. Утром пришел Клячко. <...> Взял он у меня начало «Метлы и Лопаты»5 —хочет дать художникам. В это же время пришел ко мне мальчик Грушкин, очень впечатлительный, умный, начитанный, 10-летний. С ним я пошел в детскую санаторию (помещается в дачах, некогда принадлежавших Грузенбергу, доктору Клячко и доктору Соловьеву). Там лечатся и отдыхают дети рабочих — и вообще бедноты. Впечатление прекрасное. Я думаю, О. О. Грузенберг был бы рад, если бы видел, что из его дачи сделано такое чудное употребление. Я помню, как нудно и дико жили на этой даче ее владельцы. Сам Оск. Ос. вечно стремился на юг, в Тифлис, тут ему было холодно, он ненавидел сестрорецкий климат и все старался сделать свою дачу «южнее, итальяннее». Его дочка Соня, кислая, сонная, неприкаянная, скучая бродила среди великолепнейших комнат. И вечно приезжали какие-то неинтересные гости, кузены, родственники, помощники прис. поверенных. Дача была для всех тягота, труд и ненужность. А теперь — всюду белобрысые голые, загорелые дети, счастливые воздухом, солнцем и морем. Я читал им «Мойдодыра» и «Тараканище». Слушало человек сто или сто пятьдесят. Рядом — на песке — тела такого же песочного цвета. Пришел усталый — на моем плювариуме устроен из ветки орнамент и сказано, что приехал Чехонин и чтобы я пошел в курзал. Я пошел, чувствуя переутомление — там за столиком у моря — среди множества народу Чехонин, почему-то в пальто — единственное пальто на фоне полуголых. Море поразительное — на берег прошли с барабанным боем, со знаменами пионеры и стали очень картинно купаться. Оказалось, что Чехонин никогда не бывал в Сестрорецк. Курорте. Потом мы пошли берегом среди стотысячной толпы купающихся. <...> Говорят, на вокзале было столько народу, что многие вернулись, не попав на поезд. От напора толпы сломана на вокзале какая-то загородка. Я надеялся, что вследствие этого Замятин и Тихонов не приедут ко мне. Но они приехали — как раз когда я был на взморье. Приехали, не застали меня и написали на плювариуме:
— Чуковский явно струсил взбучки и сбежал.
Евг. Зам.
— Но карающая десница настигнет его. А. Т.
Интересно, что, в связи со своим сном, я панически боюсь Тихонова. От этих шутливых строк у меня захолонуло сердце. Я — в курорт опять, совсем усталый. Нашел их за тем же столиком, где часа три назад сидел Чехонин. Замятин в панаме, прожженной папиросой, оба щеголеватые, барственные. Встреча была нехороша. Я смотрел на них злыми глазами и сказал: Если вы хотите смеяться над моей болезнью или упрекать меня за нее, или не верите в нее, нам не о чем говорить и мы должны распрощаться. Тихонов извинился,— я и не думал, простите — и они стали рассказывать мне, как обстоит дела. Напостовец Лялевич6 выругал нас, авантюра с единовременным изданием журнала во Франции, Англии, Америке — лопнула, Замятин написал статью о совр. альманахах, цензура все пропустила (вообще цензура хорошая), и мы расстались почти примиренные7.
5«Метла и лопата» — первоначальное название сказки «Федорино горе».
6Напостовец Лялевич — Г. Лелевич, автор статьи «Несовременный „Современник”» в журнале «Большевик» № 5—6. Лелевич потребовал «немедленных и серьезных шагов в целях противопоставления фронту Замятиных, Чуковских, Сологубов, Пильняков фронта пролетарской и революционной литературы».
7Замятин написал статью о современных альманахах — речь идет о статье Е. Замятина «О сегодняшнем и современном», опубликованной в «Русском современнике» № 2. Замятин критически оценивает четыре последних альманаха: «Недра» — IV, «Наши дни» — IV, «Круг»—III и «Рол» — III. О «Дьяволиаде» Булгакова, помещенной в «Недрах», Замятин замечает, что «от автора, по-видимому, можно ждать хороших работ». «Современное в искусстве — хорошо, сегодняшнее в искусстве — плохо», утверждает Замятин.
Свободное копирование
