9 января 1967 г.
Бабушка Димыча Татьяна Ивановна, до пенсии работавшая администратором в ГАБТе, устроила нам билеты на «Свадьбу Фигаро». На утренний спектакль, но в директорскую ложу.
Утром зашёл за Димычем: оглядели друг друга, и наш внешний вид нам понравился – чёрные костюмы и белые рубашки с галстуками идут обоим. До настоящих дэнди недоставало фирменного аромата. Пошуровав на мамином подзеркальнике, Димыч нашёл несколько симпатичных флаконов. «Красную Москву» отвергли сразу, как банальную. Духи Tresor не понравились пёсьим названием, Shlimar показались слишком приторно-сладкими. Осталась половина пузырька Chanel N 5. О том, что они женские, – даже и не думали. Для начала подушили носовые платки, игриво торчащие уголками из нагрудных карманов пиджаков: эффект нулевой. Смочили шевелюры, за ушами и запястья – никакого результата. Остатки вытрясли под лацканы пиджаков и на тыльные стороны галстуков – наконец-то вроде чуть-чуть запахли...
На то, что в автобусе от нас отсели все пассажиры, внимания вообще не обратили. Что гардеробщик, принимая пальто, закашлялся, – нас тоже не смутило. Однако, когда уселись в ложе и через пять минут остались в ней вдвоём, – это насторожило. И факт, что артисты по ходу оперы мрачно косились в нашу сторону (в Большом директорская ложа стоит прямо на сцене), а после антракта переместились от нас на левый фланг, – бросался в глаза. Когда же подруга Димыча Манана, к которой мы потом зашли поделиться впечатлениями, прямо на пороге зажала нос: «Ой, ребята, извините, но в дом я вас не приглашаю!» – мы уже сгорали со стыда...
Едва пришёл домой, мама загнала меня в ванну, а костюм теперь висит на балконе соседки (своего у нас нет), покуда не выветрится.