29 апреля. <...> Перевожу «Cabbages and Kings»[ 55 ]. Видел вчера Сологуба.
— Почему же вы не придете ко мне?
— Голова болит — вот это место.
— Вам нужно трепанацию,— с удовольствием сказал Сологуб.— Трепанацию, трепанацию, непременно трепанацию черепа...— Я двинулся уходить...
— Послушайте,— остановил он меня.— Знаете, какое — гнуснейшее стихотворение Пушкина? Самое мерзкое, фальшивое, надутое, мертвое...
— Какое?
— «Для берегов Отчизны дальней». Оно теперь мне так омерзительно, что я пойду домой и вырву его из книги.
— Почему теперь? А прежде вы его любили?
— Любил! Прежде любил. Глуп был. Но теперь Жирмунский разобрал его по косточкам, и я вижу, что оно дрянь. Убил его окончательно.
Жирмунский уже года два в разных газетах, лекциях, докладах, книгах, кружках, брошюрах разбирает стихотворение Пушкина «Для берегов Отчизны дальней». Разбирает добросовестно, учено, всесторонне. <...>
Свободное копирование
