РЕВОЛЮЦИИ.
Мало-помалу я поправлялся и переставал думать о возвращении в Архангельск. Работы хватало дома. Отец, Василий и Дмитрий помогали строить дом Владимиру. Я тоже принимал посильное участие в плотницких, столярных, конопатных работах, но хвататься за бревна еще не мог. Владимир на фронте попал под пущенные немцами отравляющие газы, его отпустили из армии по состоянию здоровья. Он еще покашливал, постоянно прикладывал чистую тряпочку к слезящимся глазам. Тем не менее, вскоре после демобилизации он женился на девушке Юлье, с которой дружил до службы.
В марте 1917 года призвали в армию Василия. Я провожал его на лошади до Коноши и там услышал о свержении царя. Одни говорили об этом с веселым одобрением, другие — с испугом и оглядками. В Коноше толпа пограбила какие-то магазины. Полиция выставила посты на выездах со станции. Похоже, искали награбленное. В моих розвальнях перетряхнули сено, заставили расстегнуть полушубок.
В нашей деревне весть о свержении царя встретили с надеждами на улучшение жизни. Те, что служили в армии, были на фронте, повидали страну, радовались больше других. Брат Владимир признался: «А я так и знал, что царю долго не продержаться. Больно уж много было везде недовольных, разозленных». Однако каких-то революционных событий в наших деревнях не происходило. Все текло, как и раньше. Вести из больших городов приходили в Устьподюгу редко и с опозданием. Газеты в нашем приходе получали только священник, торговец на Погосте да еще один богатый мужик. О телефоне и радио мы тогда еще и не слыхивали. Все новости узнавали по слухам.
Мы с любопытством слушали рассуждения солдат-фронтовиков, прибывших в деревни после ранений. Появились и дезертиры. Они даже не скрывали, что ушли из армии самовольно, не прятались от волостных управителей и деревенских старост.