38. Мельпомена (Муза — покровительница театра)
Сравнительно сносной жизни в нашем лагпункте мы во многом были обязаны начальнику культурно-воспитательной части — КВЧ. Вот просто попался вполне приличный человек — бывает же такое? При его содействии в зоне был построен клуб-театр с балконом и даже гостевой ложей. Руководил артистической труппой опытный режиссер Константин Васильевич Крюков, тоже из заключенных. Участникам труппы разрешалось носить волосы (всех остальных стригли под машинку). Желающих попасть в артисты было, как всегда, куда больше, чем требовалось.
Меня Константин Васильевич тоже привлек к работе как художника спектаклей. А позже и как исполнителя ролей, даже сделал своим помощником в постановочном деле. Он заканчивал десятилетний срок заключения и готовил себе замену.
Он ушел на свободу — мы остались. После его ухода начальник КВЧ неожиданно предложил нам поставить пьесу Славина «Интервенция»! Странное это было предложение, ведь у нас в лагере не было заключенных женщин, а даже простое общение с вольнонаемными было строжайше запрещено. Мне пришлось основательно искалечить пьесу Славина: заменить почти все женские роли на мужские, кроме, разумеется, одной — банкирши и попутно бандерши мадам Ксидиас. Эта мадам должна была оставаться женщиной, иначе терялся весь смысл и шарм пьесы. Роль мадам Ксидиас я поручил очень талантливому парнишке, Леше, а одну из самых выигрышных ролей Фильки-анархиста — моему товарищу Славе Ивлеву.
Почти весь реквизит, костюмы, декорации, бутафорию мы делали сами. Репетировали каждый вечер после работы. Множество хозяйственных проблем, которые непрерывно приходилось решать, поглощали все свободное время, а ведь еще были и творческие — как-никак мы со своим дилетантским рылом вторгались в изящный огород Мельпомены, Музы — покровительницы театра.
Наконец настал день генеральной репетиции. Спектакль принимал сам начальник КВЧ. Все волновались, как первокурсники перед сессией, а больше всех, наверное, я. Но генералка прошла довольно успешно. Особенно хорош был Лешка в роли мадам.
Постановка была принята, и назначен день премьеры. Мой дебют в роли постановщика вроде бы удался. Возможно, об этом отрезке моей лагерной жизни я не стал бы рассказывать, если бы не следующий эпизод, связанный со спектаклем. По сценарию в конце пьесы Филька-анархист произносит такие слова: «Власти приходят, власти уходят, бандиты остаются». На одной из репетиций Слава Ивлев, исполнитель роли, произнося эту фразу, случайно повернулся к пустой ложе. Я мысленно представил, как бы это выглядело в день премьеры, когда в ложе будет восседать лагерное, а возможно, и более важное гулаговское начальство.
Я поделился своими соображениями со Славой. Мы понимали, что это нам может обойтись очень дорого, но отказаться от такой выигрышной, хотя и рискованной мизансцены уже не могли, сознавая, как это воодушевит и ободрит нашу зековскую публику, даст повод к размышлению. Очень хотелось, чтобы спектакль понравился именно им, хоть на время отвлек от мерзкой действительности, принес радость. В этом мы видели свою главную задачу, из-за этого шли на риск.
А если начальство рассердится или даже придет в негодование, а то и в неистовство, то ведь это тоже большая радость и полный праздник... Нет, что ни говори, — искусство со всех сторон обнаруживало свои манящие прелести и было сродни риску разведчика.
Свободное копирование
