Война - 21. Москва, Горький, Старый Оскол...

Тетрадь 14-я (16 октября 1944 г. – 2 февраля 1945 г.)
16 октября 1944 года. Черчилль и начальник генерального штаба Алан Брук продолжали свое пребывание в Москве, а Рузвельт сделал заявление, что «ничего не знает» о причинах их пребывания. Этому никто не поверил, но все с уважением отозвались о Рузвельте, умеющем держать язык за зубами и найти для этого удовлетворительное объяснение. Действительно, речь – се-ребро, молчание – золото.
Знаменательно, что именно в это время, вчера в обед, выступил по радио регент Венгрии Хорти, который сказал: «Мы намерены вступить в перегово-ры о перемирии»…
В Будапеште паника в связи с наступлением Красной Армии. Создалась также неясность политического положения. После выступления Хорти, зага-дочно исчез его сын, а начальник Генерального штаба венгерской армии зая-вил, что «нельзя выступление Хорти считать как приказ о прекращении воен-ных действий: речь идет лишь о перемирии, условия которого нам не извест-ны… Армия будет продолжать сопротивление». Вслед за этим последовало выступление главаря венгерских фашистов Салаши, который сказал: «Радио-станция находится в руках гитлеровцев, и Венгрия будет по-прежнему вое-вать на стороне Германии».
Выступление Салаши явилось косвенным указанием на то, что немецкая ориентация пока одолела в Венгрии. Можно ожидать большей антисоюзниче-ской активности венгерских войск, а также правительственных изменений в Венгрии в сторону создания кабинета из открытых сторонников Гитлера. Ко-нечно, это не спасет гитлеровскую коалицию, но может затянуть агонию этой коалиции.
… В Югославии наши войска, продолжая успешные операции против немцев, завязали сегодня бои на окраинах югославской столицы - Белграда.
17 октября. Газеты сообщили, что 14 октября умер от ранее полученных ран немецкий генерал Роммель (Вероятно, и этот недавний кумир Германии и фаворит Гитлера пал по указанию своего «фюрера»).
18 октября. В Венгрии положение до сей поры не прояснилось. Только Красная Армия, видимо, сможет навести там полную ясность. Сегодня стало известно, что 4-й Украинский фронт прорвал немецкую оборону, занял ру-мынский город Сегед. Вступил в Чехословакию. Все это необходимые вехи на пути к нашей окончательной победе над фашизмом…
20 октября. К нам в казарму прибыл сегодня один из участников боев за варшавское предместье Прагу. Он рассказывал, как вечером в начале октября пробрался на самый берег Вислы, чтобы взглянуть на польскую столицу. Она была видна, как на ладони. Серели контуры Старого Мяста, сожженного нем-цами. Разрушены старинные здания Рыночной площади и прилегающих к ней средневековых извилистых улиц. Жители Праги, нелегально посетившие Варшаву, рассказывали, что немцами разрушен древнейший собор святого Яна, превращено в руины Краковское предместье, уничтожена Маршалков-ская улица. Но все, содеянное немцами в Варшаве, нельзя увидеть через Вис-лу. Скоро Красная Армия увидит Варшаву прямо в Варшаве.
Сегодня вечером прозвучали новые залпы в Москве, посвященные осво-бождению Красной Армией от немецких захватчиков югославской столицы Белграда и венгерского города Дебрецена. Продвинулись немного вперед и наши союзники: американские войска полностью заняли город Аахен. Надо ожидать большей активности и от англичан. Неужели об этом им не было сказано в Москве, где, встречаясь со Сталиным, с 9 по 18 октября гостили У. Черчилль и А. Иден. Они только вчера вылетели в Лондон.
… Из радиосообщений стало известно, что венгерский главарь фашистов Салаши, затруднившись справиться с положением в Венгрии собственными силами, помчался к Гитлеру в Берхтесгаден с просьбой об увеличении немец-ких подкреплений. Гитлер отказал своему другу, посоветовал ему верить в победу и создавать побольше венгерских отрядов смертников. В этих услови-ях, когда фашисты полностью уподобляют себя скорпионам, очень дико и не-лепо прозвучали слова сердобольной до фашистов англичанки леди Гибб о том, что И. Эренбург напрасно «Запечатлевает в сознании русского народа нечто очень старое и злое, а именно жажду мести после победы. Это старое зло не приносит счастья победителям…» В подтверждение своей правоты, леди Гибб сослалась на библию и процитировала слова: «Мне отмщение, аз воздам». Выходит, не мы должны наказать немцев, а поручить это дело тако-му мифическому судье, каким является бог. Нет, леди Гибб, мы сами в со-стоянии наказать наших врагов, в том числе и врагов немецкой национально-сти.
21 октября. Вчера американские войска высадились на Филиппинах (на восточном побережье острова Лейте, а также в центральной части Филиппин – На острове Сулуан) в районе расположения крупной японской армии под командованием фельдмаршала Терауци. Начинается наступление союзников на Японию. Не пройдет, по-моему, и года, как американские войска высадят-ся и на территории собственно Японии. Путь к этому расчищает наша Крас-ная Армия своими успехами в борьбе против гитлеровской Германии. Выхо-дит, все дороги ведут в одну точку, к перелому «Оси».
22 октября. В девять часов вечера под Москвой метались огненные споло-хи: сто двадцать орудий дали двенадцатикратный салют по поводу занятий войсками 2 Украинского фронта (маршал Малиновский) венгерского города Ньиредьхаза.
23 октября. Днем шел дождь. Офицеры перебирали картофель, копали морковь, пилили дрова, повышая свою тактическую подготовку.
Вечером читали материал о том, что Гиммлер приступил к созданию но-вого «чудо-оружия» для спасения Германии. Названо это «чудо» фольк-сштурмом (народным ополчением), и войдут в его состав все дети и старики, т. е. мужчины от 15 до 60 лет. Страшную силу решил Гиммлер обрушить против нас и наших союзников. Только не мешало бы Гиммлеру вспомнить пословицу: «Мертвому горчичники не помогут». Не поможет германии и то, что Хорти арестован и отправлен в Берлин, что Салаши посчастливилось из-бегнуть смерти, т. к. покушение на него, совершенное вчера, оказалось не-удачным. Ничто не поможет. Сегодня совершилось событие, знаменующее начало штурма Германии: войска 3 Белорусского фронта вступили сегодня на территорию Восточной Пруссии в районе Сувалки и заняли более 400 насе-ленных пунктов. Войска маршала Черняховского пришли первыми…
Ночью Москва салютовала этой замечательной победе советских войск. Я наблюдал салют с площадки лестницы второго этажа одного из корпусов в Кучинском лагере 56 офицерского полка. Сперва вспыхивали красные споло-хи орудийных выстрелов, потом в небе загорались множество разноцветных ракет. Иные из них были видны, другие только давали знать о себе своими зоревыми отблесками. В общем же небо над Москвой становилось радужным, как северное сияние.
24 октября. В некоторый раз перечитал рассказ Марка Твена «Визит капи-тана Стормфильда на небеса», и снова от души хохотал. Острый антирелиги-озный рассказ. Он куда действеннее, чем демьяновское «Евангелие без изъя-на…» Последнее и нетактично и надоедливо…
Сегодня же мне удалось прочитать одну из брошюрок-приложений к жур-налу «Огонек». В брошюре оказалась глава из романа Эмиля Золя «Разгром», озаглавленная по имени французской деревни, где происходили описанные события, «Базейль». Немцы 1870 года показаны такими же зверями, какими они сами себя показали в наши дни Великой Отечественной войны: если то-гда они убивали на глазах француженки Генриетты ее мужа Вейса, то в наши дни они не только убивали Вейсов, но и насиловали Генриетт, отправляли их в публичные дома, сжигали их в газовых печах Майданека, а из их кос, вы-дранных палачами, делали матрацы для немецких белокурых фрау…
Если бы Золя посмотрел своими глазами на картины немецких зверств в наши дни, то, наверное, отказался бы от литературного натурализма: есть на-тура кошмарнее самых бесшабашных криминалистических выдумок…
Немцы – не только звери по отношению к другим народам. Нет. Они сами между собой остаются зверями, съедают друга в поисках потерянного спасе-ния от надвигающегося возмездия. В Руре, например, арестованы гестапо за пораженческие настроения такие магнаты капитала, как Герман Рехлинг (66-летний глава германского «Стального треста»), главный кредитор Гитлера, Альберт Феглер – 65-летний ученый и исследователь – председатель акцио-нерного общества «Штальверке – Дортмунд» (Он заключен в своем замке в Хердеке, недалеко от Дортмунда). Арестован также 60-летний Фридрих Флик – ближайший сотрудник Рехлинга, входивший в мозговой трест Шпеера в ка-честве технического консультанта (он – изобретатель новых процессов про-изводства стальных плит). Заключен в тюрьму Клекнер из Дортмунда. Он был до последнего времени одним из руководителей германской тяжелой про-мышленности.
Эти факты, кстати сказать, снова проиллюстрировали непрочность, рас-шатанность самой основы гитлеровской машины. Хуже не может быть для разбойников, как их взаимное подозрение, доходящее до взаимоистребления. Жить, оглядываясь на свою собственную тень, пугаясь даже единомышлен-ников, могли только обреченные. Гитлер и гитлеровцы являются такими об-реченными. Правда, боясь всего до смерти сами, гитлеровцы стараются напу-гать весь мир: они распускают слухи, что при прорыве союзных армий в Рур, вся рурская область будет затоплена, а при затоплении будут применены так-же секретные химические вещества, чтобы вызвать катастрофу армий союз-ников. Это новый жупел, которому союзники не должны поверить. Если бы Германия действительно располагала чем-либо «секретным» из области хи-мических средств борьбы, то не преминула бы применить это без предупреж-дения. Не в характере Германии предупреждать своих противников о наме-ченных против них действиях. Германские ученые, пришлось мне слышать, получили крепкую головомойку за одно только публичное признание в сен-тябре 1939 года, что производство «тяжелой воды» может сыграть очень важ-ную роль в военных усилиях Германии («Тяжелой водой» принято называть воду, полученную путем электролизной обработки обыкновенной воды и во-дорода, в результате чего получается продукт, необходимый для освобожде-ния атомной энергии), хотя это признание ничего не рассекречивало и не вы-давало немецких военных тайн. В последнее время немцы пытались, однако, припугивать мир применением какого-то нового, энергоатомного средства, способного изменить обстановку войны в сторону Германии. Но вряд ли кто, кроме Салаши и японцев, поверил немцам. А теперь и сами немцы не повери-ли себе: вместо чудо-техники, они создали тщедушный фольксштурм… По одежке протянули ножки…
25 октября. Возле Кучинского завода № 1 красного кирпича и черепицы мое внимание привлек хромой человек в потрепанной бурой шинели. Он на-зойливо приставал к прохожим, предлагал им хриповатым голосом:
– Купите единицы, сходно уступлю.
«Наверное, сумасшедший, – подумал я о нем, – или сильно контуженный». Чтобы не вступать с ним в неприятные разговоры, поспешил на другую сто-рону улицу, но при повороте к станции мне преградила путь женщина в по-ношенном и облезлом меховом пальто. Она, к моему удивлению, тоже пред-ложила:
– Вам не надо единичек?
Считать всех сумасшедшими, конечно, невозможно. И я, превозмогая чув-ство неловкости невежды, попросил женщину посвятить меня в секрет этой «единички»
Оказалось, что единичками назывались отрезанные от карточек квадрат-ные розовые и голубенькие бумажки величиной с квадратный сантиметр и помеченные цифрами 1, 2, 3, 4, 5 и др. Владельцы таких «единичек» могли зайти в магазин и купить пару аляповатых носков или грубошерстный свитер. Правда, на носках висела картонная этикетка «цена 17 рублей», но ниже было добавлено «и 5 единиц». Глупее трудно придумать, но спекулянты довольны: ведь носки так и сохранят семнадцатирублевое достоинство, но на базаре их будет продать гораздо выше, т. к. каждая единичка оценена в 2 рубля. Мало этого, можно спекулировать одними талонами на чулки, продавая их в коли-честве, далеко превосходящем наличие чулков и носков на полках магазина. Вся эта унизительная комедия, наверное, считается изобретателями ее чуть ли не апофеозом мудрости. Ведь они ходят в носках, не в призрачных «единич-ках».
… По сообщению газет, наши открытые и потенциальные враги продол-жают питать себя иллюзиями возможных побед. Косвенным показателем это-го является продолжающееся строительство подводного туннеля в Японии, соединяющего Симоносеки (остров Хонсю) с Модзи (остров Кюсю). Оста-лось прорыть только четыреста метров. Интересно, дадут ли американцы са-мураям закончить их работу?
… Вечером был двадцатикратный салют из 224 орудий в честь войск Ка-рельского фронта генерала армии Мерецкова, занявших норвежский город и порт Киркенес. Сегодня же войска 2 Украинского фронта завершили очище-ние от немцев Трансильвании, заняв Сату-Маре.
26 октября. Вчера восстановлены дипломатические отношения СССР с Италией.
Днем мне удалось несколько часов пробыть в полковой библиотеке-читальне. Просмотрел книгу М. Горького «Жизнь Матвея Кожемякина». Чи-тая ее страницы, я вспомнил изречение Короленко по адресу Льва Толстого, который «по графски сморкался». И вот, часто наши издательства готовы съесть автора, написавшего только первую книгу или первый рассказ, обви-няя его в небрежности языка, в натурализме и прочих смертных грехах. При этом любят издательства ссылаться на Толстого или Горького, требуя от на-чинающего автора такого же мастерства, каким владели Лев Толстой или Горький. При этом забывается, что Толстой и Горький не родились, а стали гигантами-художниками, что путем становления для них была публикация произведений, а не песочек сварливых придирок не в меру критичных крити-ков, способных в наше время затолочь любого начинающего писателя, не ус-певшего приобрести еще имени. Эти критики ругают его за те грехи, о кото-рых побоялись бы сказать Горькому. Они потребуют от него написать сразу всю многотомную эпопею и откажут в праве печатать первую книгу произве-дения, хотя ни один автор-классик никогда не сдавал в печать сразу все свое многотомное произведение, публикуя его, обычно, по законченным частям (Шолохов никогда, возможно, не стал бы писать «Тихий Дон», если бы отка-зали ему в публикации его по частям. Но Шолохову посчастливилось: первые части его произведений были напечатаны до принятия упомянутого странно-го решения публиковать только все части произведения сразу…) Надо иметь ввиду и то, что наши критики и издатели готовы из-за запятой или из-за не-скольких неудачных образов и терминов, из-за натуралистических незначи-тельных моментов не выпустить в свет полезную книгу. Насколько это оши-бочно, можем судить по Максиму Горькому, хорошие книги которого были не лишены ляпсусов и грехов, считающихся непростительными для других. Например, Горький очень часто допускал повторение сравнений и образов, т. е. допускал ту банальность изобразительных средств, за которую всегда гото-вы убить критичные критики начинающего писателя. В «Матвее Кожемяки-не» Горький писал: «Крыло блестит, как «помазанное маслом», «Голова бле-стит, как помазанная маслом» и т. д. «помазанное маслом».
Язык татарина исковеркан Горьким до невероятности, навлекший бы на другого писателя пламенный гнев критика и издателя.
Часто мне приходилось слышать и читать громобойные речи и статьи на-ших социалистических реалистов, воюющих с натурализмом и смакованием половых вопросов в литературе. Но почему эти горячие критики ни разу не объяснили неизменную вязкую страсть самого Горького или Толстого трак-товать и показывать половые отношения. Возьмите «Воскресенье» Л. Толсто-го и описание в нем любовных встреч Неклюдова с Катюшей Масловой. Там больше натурализма, чем платонического созерцания… Подробно описано, как Катюшина рука шарила крючок двери, как Неклюдов, задыхаясь от стра-сти, тащил Катюшу в свою спальню, ощущая ее голые руки, холстинную ру-баху и трепет грудей. Он не обращал внимания на ложные протесты Катюши, на ее сердитый голос, в котором слышал только отголосок страсти: «Возьми меня… я вся твоя».
У Горького страсть к половым вопросам еще большая и резче натурали-стическая: в «Климе Самгина» Клим ныряет в постельку к бабенке, понукае-мый ею, а Матвей Кожемякин без понукания лез к мачехе Палагее. Натура-лизм Горького здесь резче, чем у Золя, особенно в описании спящей Палаги (тут и раскинутые ноги, и розовые соски грудей и прочие «прелести», взятые в натуральную величину…) и даже в описании Собачей Матки, которая всю жизнь решила жить с псами, бросая им куски собранной милостыни. Со сма-ком описал Горький, как Собачья Матка показывала детям улицы свой «пач-порт». Она… «… высоко вздернув юбку, показывала им желтые ноги, мохна-тый живот и глухо, в такт их крикам, говорила три слова: – Вот – вам – пач-порт!»
Так что это, социалистический реализм или французский натурализм? Де-ло не в вывесках. Это копия жизни. И я бы хотел читать художественную ли-тературу не только с целью удовлетворения своих эмоциональных потребно-стей, но и с познавательной целью. А такая литература может быть лишь ко-пией жизни. Чрезмерный вымысел уже не есть копия жизни. Он, скорее, мо-жет быть идеализацией или опохабливанием этой жизни, а значит, подчинен определенной тенденции: один и тот же факт будет обрисован по-разному, в зависимости от политических симпатий автора. И чтобы разобраться в опи-сываемом, людям требовалось долго размышлять, прибегать к помощи кри-тиков и испытанию произведений временем.
Конечно, пока есть на свете классы и классовая борьба, невозможны про-изведения, копирующие картину жизни. В них необходимы домыслы, тен-денциозные обобщения, идеализация или осуждение жизни, призыв к под-держке ее или к борьбе с нею. Но в условиях нашей страны практически от-пала необходимость бояться произведений «копий с жизни». Наша жизнь да-же в простой копии, не подсахаренной идеализированным вымыслом, при-влекает симпатии читателя на свою сторону, а это дает большие возможности для писателей увеличить познавательный элемент в своих произведениях. Не следует шарахаться в сторону и от некоторого элемента натурализма, необхо-димого при этом. Хорошо, кстати запомнить, что наиболее сильными частями произведений Толстого, Горького, Шолохова являлись те, в которых они грешили «натурализмом».
… Мои записки были прерваны в связи с тем, что прибежал посыльный и передал приказание явиться немедленно на беседу к прибывшему в штаб представителю МВО майору Лебедеву. Беседа была краткой. В конце ее май-ор Лебедев предложил мне завтра явиться в Москву (Осипенко, 62) в отдел кадров. У меня вспыхнула надежда распроститься с неказистым 56 офицер-ским резервным полком. Самая маленькая работа все же будет лучше боль-шого безделья или ненужного дела…
27 октября. Был в отделе кадров МВО. Получил назначение на должность преподавателя военной истории в Горьковское Красно-Знаменное Военно-политическое училище РККА имени Фрунзе. На днях уеду туда, в Горький.
В двадцать два часа был салют в Москве войскам 4 Украинского фронта, освободившим от немцев чехословацкий город Ужгород.
28 октября. Утром меня уже не тревожили на физзарядку, считая отчис-ленным от полка. В Москву было ехать рано, и я пошел в ленкомнату слу-шать радио. Разные сообщения:
Вчера снова немецкие самолеты-снаряды «Фау-1» падали на Лондон. И в тот момент, когда Лондон сотрясался от взрывов, умер 63-летний архиепи-скоп Кентерберийский, возглавлявший до последнего времени дело помощи СССР и активно выступавший против Гитлера и гитлеровской Германии.
Немецкие самолеты-снаряды убивают английских женщин и детей, а в са-мой Германии происходят важные события: начальник штаба отрядов СА Шепман, на которого было возложено Гитлером обучение «фольксштурма», заболел нервным расстройством, и врачи рекомендовали ему переменить климат… переехать в другую страну… Такое «лечение» сильно напоминает мероприятие легализации бегства фашистских чиновников за границу. Ко-рабль тонет, крысы покидают палубу…
Герман Геринг, рейхс министр имперской авиации, сбежал из своего име-ния в Восточной Пруссии. Прекрасное имение. Расположенное в Роминтен-ском лесу, вблизи города Шитткемена, оно занимало площадь в 28 на 15 ки-лометров. В усадьбе, как сообщили газеты, сохранились полностью двух-этажные сосновые дома, окрашенные в бронзовый цвет. В кабинете Геринга на письменном столе оказалась забытой целая кипа топографических карт со стрелами и пометками на них. На стене – рабочая карта. На кухне и в столо-вой – приготовленная пища, бутылка с французским шампанским. Показатели поспешного бегства – лежали на столе и креслах личные вещи Геринга.
Толстяк, выходит, не верил в приход Красной Армии в его именье до тех про, пока его разведка сообщила, что советские танки уже ворвались на ок-раину Роминтенского леса.
… На исходе дня выбыл я из Кучино в Москву. Навстречу нашей «элек-тричке» проследовал из Москвы на восток поезд из одних платформ, забитых трофейной немецкой техникой. Мелькали часто машины с нарисованными на их бортах цветками. Нарисованный на машине цветок, насколько мне извест-но, являлся знаком немецких горно-егерских дивизий. И в горах они не отси-делись от русских. Нашли.
… На трамвае «А» заехал на Чистые Пруды к Зиновьевым, но ночевать у них не остался: в квартире неописуемая теснота, так как вселилась к ним зна-комая еврейская семья, возвратившаяся без повреждений из ташкентской эва-куации. Решил возвратиться на Курский вокзал.
На улице было холодно и темно. Редкие фонари еле источали голубоватый затемненный свет. Пройдясь немного по тротуару, я сел на трамвай. Через две остановки высадился на земляном валу, повернул направо и по широчен-ной асфальтированной лице, пересекаемой несколькими переулками, добрал-ся до площади. Тротуары, заметил я, были также широки, как и улица, но не-много приподняты. Все – темно-серо, как вода в омуте.
С площади стал виден темный силуэт церквоподобного здания. Это и был Курский вокзал.
… В вокзальном ресторане, за одним столом со мною, пристроились двое военных с лейтенантскими погонами. У них был при себе аппетит, имелась сине-зеленая лимитная книжка, но не имелось ни копейки денег. Они набро-сились на мои фронтовые погоны (В Москве обывательское представление о фронтовике, как о человеке с деньгами) и без стеснения сказали:
– Мы, товарищ, основательно хочем жрать. Не примете ли вы участие в обеде с нами: наша лимитка, ваши деньги.
Я поморщился, вспомнив о «единичках» у хромого. Принятого мной за сумасшедшего, но интереса ради принял предложение. Ведь ненормально только то, что не узаконено. Удовольствие участливого отношения к аппетиту братьев по погонам стало мне в 220 рублей. Вряд ли прообедывал столько денег дореволюционный генерал, хотя он и не стал бы нюхать съеденные мною блюда. Явление временное. Война. А ссылка на войну превратилась у нас в панацею, чтобы отвертеться от ответственности за любую ненормаль-ность. Еще и после войны не скоро разные безобразия умрут, питаемые все-спасающей «панацеей» – война. Тогда, правда, наверное, авторы безобразий, отравляющих жизнь граждан, добавлять: «Ничего не поделаешь. Мы еще не перестроились после войны…» И так вот будет идти жизнь: расстройство и перестройство, а настоящее устройство – мечта грядущих десятилетий. Она - не для нас, а для наших внуков. Мы просто так привыкли к ненормальностям, что не считаем зазорным аплодировать им только потому, что это занятие безопасное и не требует большого ума и больших трудовых затрат. А надо, ох, как надо проявлять повседневной нетерпимости к безобразиям, чтобы их одолеть. Многие безобразия в обслуживании нужд трудящихся у нас превра-тились в проблему, достойную большой книги или специального правитель-ственного закона, иначе его величество «БЛАТ» не умрет никогда… Не умрет и его высочество «купон», открывающий доступ к «блату». Нельзя узаконить того, что порождено горькой нуждой… Я не хочу видеть людей с лимиткой на руках, приглашающих заплатить за них в ресторанную кассу, и не хочу чи-тать на этикетке, воткнутой в стограммовую скибочку сала, цену, равную нормальной цене целого трехпудового поросенка. И надеюсь, что этого скоро не будет…
… Поезд в Горький должен отойти лишь в 18.30 следующего дня. В ожи-дании его, мне пришлось ночевать в вокзале. Я дремал, сидя на чемодане и опершись головой на спинку впереди стоявшего стула.
29 октября. Пробудило меня радио, загремевшее на весь зал. Передавали сообщение о подписании вчера перемирия с Болгарией.
Мне мешали слушать военные, сидевшие рядом на груде набитых чем-то мешков, и спорившие о бюрократизме. Один из них, пожилой и обвешанный медалями, выпустил изо рта целое облако махорочного дыма, заключил спор характерным предложением:
– Вы хочете посмотреть бюрократизм? Тогда попробуйте пообедать в Мо-скве по продовольственному талону на обед…
Предложение это нам понравилось. Мы решили проверить мудрость оме-даленного старика-солдата, сдали свои вещи в камеру хранения и отправи-лись обедать. Капитан Сорокин, принявший участие в нашем походе, засек время. Было без двадцати минут шесть часов утра. И так мы начали ногами вытаптывать обед.
Комендант послал нас к № 17 за получением талонов, черкнув какую-то птичку на углу наших аттестатов. От окна № 17 нас послали к вагонам, име-нуемым продпунктом № 5. Там нам должны были выдать собственно – тало-ны. Должны, но… не заплатили, а написали бумажку и послали на… Первую Мещанскую, 19.
Всеми видами транспорта и на своих ногах добрались и туда.
Только напрасно: с Первой Мещанской нас направили на Осипенко, 62. А с Осипенко, в свою очередь, препроводили на Стромынку, 32. Сидя за решет-кой, цыганоподобная девушка стромынского учреждения выписала нам зеле-ненькие талончики с красными словами «Обед», но чтобы они стали действи-тельными, нам надо было съездить еще на Коланчовку, 6. Оттуда мы возвра-тились на Курский вокзал и попытались получить обед в ресторане, но не тут-то было: сердитый старикан в белой спецовке послал нас к вокзальной кассе № 18 поставить на талоны какой-то штамп, без которого талон считался не-действительным. Ох, боже мой. положили нам на талоны штамп… В 16 ча-сов, после десятичасовых хождений по мукам, мы, наконец, сели за стол и попросили подать нам обед. Через час нас обслужили. У нас к этому времени от утомления заболели все суставы, заболели головы. Обедали мы без удо-вольствия, а омедаленный старик, подмигивая глазами, бросал реплики:
– Вот теперь и вы посмотрели бюрократизм. А я его еще вчера испытал.
Дорогие потомки наши, зубами с детства грызите бюрократизм. Жить при нем невыносимо трудно. Прямо-таки невозможно. И рад бы не писать этих строк, да вежливостью бюрократизм не вылечишь.
… 30 октября. Вчера вечером выехал из Москвы, а сегодня в одиннадца-том часу утра прибыл в Горький. Большая комендатурская группа сержантов, лейтенантов и капитанов, наскоро проверив документы, выпихнула нас через решетчатые железные ворота на привокзальную площадь. С этой стороны Горьковский вокзал, подъезды которого подперты каменными столбами, вы-глядел облезло-рыжим. Справа была пустая будка справочного бюро, а за ней – досчатая стена с арочными запертыми воротами. Невдалеке – неизменный железнодорожный кинотеатр «Спартак», у ворот которого трепыхалась пест-рая афиша «Свадьба». От площади веером расходились четыре улицы, по ко-торым звенели трамваи.
Дежурный помощник коменданта, посмотрев мое направление, пореко-мендовал ехать на Арзамасское шоссе трамваем № 9, потом пересесть на трамвай № 5, который останавливается прямо у Тобольских казарм, где и размещено ВПУ. На мой вопрос, где должна произойти пересадка с 9-го трамвая на 5-й, дежурный развел руками, подчеркнув тем самым свое незна-ние.
Отважно втиснувшись в огромную очередь человек из четырехсот, я начал медленно подвигаться к месту посадки в трамвай. Здесь, в очереди, я и полу-чил все необходимые мне сведения о маршруте и расположении училища. Публика и на этот раз оказалась или любезней или более осведомленной, чем комендантские работники на вокзале.
В Горьком еще вчера выпал снег. Было ветрено и холодно. Я продрог и, не дождавшись девятого трамвая, сел в десятый. Сквозь разбитое окно трам-вая я видел дома, магазины, пустые ларьки, сберегательные кассы, синие поч-товые ящики. Но вот дома прервались. И справа завиднелась Ока. Мы ехали почти по самой набережной, запрятанной в камень, кирпич и гранит. За Окой синели горы, по которым лепились дома, церковки, садики. Виднелся безгла-вый Канавинский собор, о котором упоминалось в отчетах международных нижегородских ярмарок. Теперь в нем управление речного пароходства. Че-рез Оку висел огромный мост на мощных фермах и каменных быках. Шесть пролетов.
Трамвай шел по мосту замедленно. Гулко отдавался его шум и стук, будто кто стучал палкой по пустой бочке. Было видно с моста, как на Оке, темнев-шей двумя протоками среди заснеженных берегов, дымили пароходы, букси-ры тянули бурые баржи с дровами и ящиками. И, глядя на эту картину, я вспомнил Москву-реку. Два дня тому назад я ехал на трамвае 33 по улице Чкалова через мост. Там, прижатые к берегу, стояли баржи, набитые не ящи-ками и дровами, а капустой. Цепочка людей «конвейером», перекидывая с рук на руки, гнала качаны капусты на склад на берегу Москва-реки. Зеленые кры-латые шары прыгали по рукам и потом исчезали в темной дыре складских дверей. А здесь, на Оке, таким же манером разгружали дрова и небольшие ящики…
За окским мостом я вышел из трамвая, постоял немного, любуясь новыми для меня видами, любуясь Окой и стоявшими на ней пароходами. Вдали ды-мил «филянчик», перевозя пассажиров, ближе к мосту – на острове люди пи-лили дрова, а рядом с ними дымил костер.
Ко мне подошел курсант с погонами танкиста. На погоне желтая обшивка. Мы разговорились. Курсант оказался из ВПУ. С ним вместе мы поднялись в гору, покрытую камнем и асфальтом, прошлись по Краснофлотской улице и оказались у трамвайной остановки 5. Здесь мы сели на трамвай без особых затруднений, а через двадцать минут высадились на пятой остановке, то есть у самой проходной будки в ВПУ.
… Встретили меня с непонятным вниманием: немедленно вселили в квар-тиру и даже сам начальник КЭО лейтенант Кобзарь притащил откуда-то же-лезную койку. Моими сотоварищами по комнате с сегодняшнего дня оказа-лись лейтенант Скиба, старший лейтенант Акулич и младший лейтенант Ка-ропетян, житель третьего дома на Электрическом переулке Москвы. Все они с самыми противоположными наклонностями: Скиба стремится выйти в об-разованные люди, много читает и расспрашивает знающих о том и другом; Акулич – склонен к авантюризму и коммерции, неглуп, но заносчив; Каропе-тян – тип современного Тартюфа, прикованного к примусу и втихомолку блуждающего по женщинам, но упорно отрицающего за собой этот грех. Умолчать об этом я не смог по той причине, по какой не мог прикрашивать действительность английский сатирик XVIII века Джонатан Свифт: он был против «искусства закрывать и конопатить щели», против желания многих «быть хорошо обманутым». Только насмехаясь и бичуя, можно будить со-весть общественную и совесть отдельных лиц.
Выяснилось сегодня, что и меня так быстро вселили в общежитие по при-чине прибытия в ВПУ комиссии из Политуправления РККА с целью обследо-вать бытовое устройство кадров, прибывающих в училище с фронта. Не о мне, собственно позаботились, а о своем мундире и… привычном месте. Не-удобно попасть на фронт, когда война идет к концу…
2 ноября. Присутствовал сегодня на офицерском занятии. Была прочитана полезная лекция: «Добролюбов и Чернышевский – революционные демокра-ты».
Придя с лекции, я приступил к изучению программы по курсу военной ис-тории, который мне надлежало прочесть для всех батарей, рот и батальонов училища. Программа не столь обширная, но раскрыть ее будет нелегко. В училище нет стабильных учебников, очень мало подходящих книг, а газетные и журнальные статьи либо дискутичны, либо распылены, что и не собрать их. Но я не привык падать духом перед трудностями. Сегодня же я засел за со-ставление первой лекции «Военное искусство древнего мира. Тактика фалан-гообразных построений. Тактическое расчленение фаланги в римском легио-не».
Работая над лекцией, я не очень лестно думал о составителе программы, который, точно Мальбрук, отважно пустился в путь по изложению двухтыся-челетней военной истории в двухчасовой лекции. Это получится «галопом по Европам».
3 ноября. Начались холода. Дни какие-то косматые, все запушил иней.
На фронтах относительное затишье. Только в Венгрии наши войска про-рвались на подступах к Будапешту и оказались от него менее чем в полусотне километрах. В этих условиях большой интерес представляет выступление Рузвельта 2 ноября по радио в Белом Доме. Он указал, что не рассчитывает на зимнее затишье в Европе и что союзники будут продолжать свое наступле-ние, пока не достигнут Берлина. Это означает, что в ближайшее время мы станем перед фактом нового большого наступления на Германию. Рузвельт не бросает слов на ветер. В том же выступлении Рузвельта интересна его по-лемика с лидерами республиканской партии, которые пригрозили, что кон-гресс не будет сотрудничать с президентом в обеспечении прочного мира, ес-ли Рузвельт окажется вновь избранным на президентский пост. Рузвельт ост-роумно ответил республиканским лидерам, что не знает, кто уполномочил их говорить от имени конгресса. Ведь сенат и палата представителей почти еди-ногласно одобрили предложенные Коннелли и Фулбрайтом резолюции, что США будут сотрудничать в международной организации по сохранению ми-ра.
Из всего этого и из многого другого следует, что Рузвельт крепко стоит на демократических позициях единства свободолюбивых наций. Но нам необхо-димо считаться, что Рузвельт не всегда волен в выборе путей к этому единст-ву. Под сильным нажимом реакции, Рузвельт может делать и ложные шаги. К числу таких шагов следует отнести приглашение Испании на чикагскую кон-ференцию. Как известно, наше правительство решило не участвовать на чи-кагской конференции, где будет представлен кровавый Франко. И вот, замес-титель премьер-министра Великобритании Эттли, отвечая в палате общин на предложение лейбориста Джона Дагдейля отменить приглашение Испании на чикагскую конференцию, сказал: «… несомненно, это зависит не от англий-ского правительства, а от американского, которое созвало конференцию».
В этом отразилось сразу две истины: а) Рузвельт иногда может не устоять перед натиском реакционной оппозиции; б) Англия не прочь свалить на Аме-рику вину за неприятные нам события, хотя и сама исподтишка организует эти события.
Можно, чтобы не быть голословным, указать на поведение Англии в Ира-не. Там она явно ободряет иранскую реакцию и порождает у последней раз-личные антисоветские надежды, толкает ее к наступлению на демократию. Ярким следствием этого явилось недружественное нам выступление иранско-го правительства, возглавляемого Саедо. Это правительство отказалось за-ключить до конца войны договор с СССР на концессию североиранской неф-ти, хотя отказ противоречит национальным интересам Ирана и вызвал много-численные антиправительственные забастовки и демонстрации иранской де-мократии.
Ободренный английскими поблажками, Саеда пошел открыто в наступле-ние против свобод и интересов свободолюбивых наций. Одним из его шагов в этом направлении явилось снятие запрета с ежедневной газеты «Марде Эм-руз», известной своей провокационной деятельностью против союзников. Мы можем ожидать больших неприятностей на иранской почве по многим вопро-сам, в том числе и по вопросу нахождения там наших войск: части Красной Армии оставят Иран по выполнении там своей миссии. Но уйдут ли оттуда английские войска? Англия прямо-таки в неподобающих масштабах интере-суется Ближним Востоком…
Мне кажется, что на международной профсоюзной конференции, созы-ваемой в Лондоне 8 января 1945 года, в той или иной мере будет поднят во-прос и о более широком участии рабочих организаций в строительстве систе-мы международной безопасности, иначе дело не будет прочным: одни прави-тельства никогда не смогут обеспечить длительный мир и спокойную зажи-точную жизнь народных масс.
4 ноября. После длительного кризиса, в Румынии сформировано новое правительство, главой которого остался Санатеску. Большая группа минист-ров – члены национал-царанистской партии. Коммунисты возглавили только министерства юстиции и сообщений… Больших сдвигов в работе этого пра-вительства по демократизации страны и проведении социально-экономических реформ, сказать откровенно, ожидать не следует. Недолго-вечное правительство…
5 ноября. Закончил писать первую лекцию по военной истории и начал вторую «Военное искусство средних веков».
… Интересное явление: швейцарские убийцы Воровского обратились че-рез своего посланника в Лондоне господина Поль Рюгер к Советскому Пра-вительству с «памятной запиской швейцарского правительства» и с просьбой восстановить дипломатические отношения между Швейцарией и СССР. Ав-торы «записки» сослались на древние демократические традиции Швейцарии, но обошли молчанием профашистскую политику Швейцарии до сегодняшне-го дня. Советское правительство поступило совершенно правильно, отказав-шись от восстановления дипломатических отношений с Швейцарией, до сих пор не отмежевавшейся от своей прежней антисоветской политики. Можно себе представить, какой вой поднимут по этому поводу иностранные газеты и журналы. Они обвинят СССР во всех смертных грехах за отказ пожать руку маленькой Швейцарии. Конечно, эти журналы и газеты умолчат, что малень-кая швейцарская рука забрызгана большой кровью советского полпреда Во-ровского, убитого в Женеве…
7 ноября 1944 года. Моя безобразная фронтовая шинель, оказывается, в тылу имеет значение: мне не разрешили портить вид демонстрирующих ше-ренг. Вот почему я и домоседил, глядя из окна третьего этажа 42-го корпуса Тобольских казарм на Оку. Сквозь подернутые изморозью стекла Ока видне-лась за Арзамасским шоссе, похожая на широкую дымчатую ленту. На хо-лодной воде, окутанной туманом, стыли в недвижности пароходы, баржи, не вытащенные на берег плоты строевого и топливного леса. Справа, по низине, серели дома, кудрявились дымы из труб, торчали редкие деревья с голыми ветками. Слева и вдали серебрился крутой берег с мелколесьем, опушенным густым инеем.
Рядом с нашим корпусом, через узкую дорогу, на грязненьком одноэтаж-ном бараке плескался на ветру старенький красный флаг. Рабочие, старики из гарнизонной автомастерской, шагали колонной по дороге и тощенькими го-лосами пели «За власть Советов». Время от времени, шумя и позванивая, проходил с Мызы или на Мызу трамвай. Скучно…
Часа в четыре дня письмоносец принес областную газету «Горьковская Коммуна» за седьмое ноября. В номере были напечатаны доклад Сталина о XXVII годовщине Октябрьской Социалистической революции и приказ № 220.
В докладе товарищ Сталин указал, что «если два предыдущих года войны были годами наступления немецких войск и продвижения их в глубь нашей страны, когда Красная Армия была вынуждена вести оборонительные бои, а третий год войны был годом коренного перелома на нашем фронте, когда Красная Армия развернула мощные наступательные бои, разбила немцев в ряде решающих боев, очистила от немецких войск две трети советской земли и заставила их перейти к обороне, причем Красная Армия все еще продолжа-ла вести войну с немецкими войсками один на один, без серьезной поддержки со стороны союзников, – то четвертый год войны оказался годом решающих побед советской армии и армий наших союзников над немецкими войсками, когда немцы, вынужденные на этот раз вести войну на два фронта, оказались отброшенными к границам Германии.
В итоге истекший год завершился изгнанием немецких войск из пределов Советского Союза, Франции, Бельгии, Средней Италии и перенесением воен-ных действий на территорию Германии.
Отметив, что решающие успехи Красной Армии в этом году и изгнание немцев из пределов советской земли были предрешены десятью ударами, на-чатыми еще в январе и развернутыми потом в течение всего отчетного года, товарищ Сталин сказал: «Новым моментом за истекший год войны против гитлеровской Германии нужно считать тот факт, что Красная армия вела свои операции в этом году против немецких войск не в одиночестве, а совместно с войсками наших союзников. Тегеранская конференция не прошла даром… Германия оказалась зажатой в тисках между двумя фронтами… Задача состо-ит в том, чтобы держать Германию и впредь в тисках между двумя фронтами. В этом ключ победы».
Во втором разделе доклада Сталин отметил великий подвиг советского народа в Отечественной войне и объяснил природу этого подвига. Он сказал: «Трудовые подвиги советских людей в тылу, равно как и немеркнущие рат-ные подвиги наших воинов на фронте, имеют своим источником горячий и животворный советский патриотизм».
В третьем разделе доклада, посвященного упрочению и расширению фронта противогерманской коалиции и вопросу мира и безопасности, Сталин привел факты торжества общего дела объединенных наций в 1944 году (Теге-ранская конференция и ее осуществленные решения о совместных действиях против Германии; решение конференции в Думбартон-Оксе об организации безопасности после войны; переговоры ч Черчиллем и Иденом в Москве, проведенные в дружественной обстановке и в духе полного единодушия) и расширения этого фронта ( к нему примкнули, вслед за Италией, Финляндия, Румыния, Болгария… Не может быть сомнения, что последняя союзница Германии в Европе – Венгрия также будет выведена из строя в ближайшее время. Это будет означать полную изоляцию гитлеровской Германии в Евро-пе и неизбежность ее краха).
Выразив уверенность, что «Война с Германией будет выиграна Объеди-ненными нациями, Сталин указал, что «выиграть войну еще не значит обес-печить народам прочный мир и надежную безопасность в будущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть войну, но и в том, чтобы сделать не-возможным возникновение новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то, по крайней мере, в течение длительного периода времени».
Далее Сталин дал классический и смелый анализ причин, в силу которых Германия и Япония нанесли серьезные удары по СССР, Англии и США, ока-завшись более подготовленными к войне, чем демократические страны. Этот вопрос давно волновал многих, в том числе и меня. Даже мысли теснились в мозгу, близкие к истине, но высказывать их было боязно, пока не сказал об этом Сталин. Ведь наши некоторые пигмеи готовы всю жизнь просидеть в хомуте устаревших воззрений и убить каждого, кто этот хомут признает не-удобным. Так что же сказал Сталин? А он сказал, что «заинтересованные в войне агрессивные нации…, готовящиеся к войне в течение длительного сро-ка и накапливающие для этого силы, бывают обычно – и должны быть – бо-лее подготовлены к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, – историческая законо-мерность, которую было бы опасно не учитывать. Следовательно, нельзя от-рицать того, что в будущем миролюбивые нации могут вновь оказаться за-стигнутыми врасплох агрессией, если, конечно, они не выработают уже те-перь специальных мер, способных предотвратить агрессию.
… Это не должно быть повторением печальной памяти Лиги Наций, кото-рая не имела ни прав, ни средств для предотвращения агрессии. Это будет но-вая специальная, полномочная международная организация, имеющая в сво-ем распоряжении все необходимое для того, чтобы защитить мир и предот-вратить новую агрессию».
 Приказной части приказа № 220 Сталин приказал в честь 27 годовщины Октябрьской Революции в 20 часов сегодня дать салют в Москве, Ленингра-де, Киеве, Минске, Петрозаводске, Таллине, Риге, Вильнюсе, Кишиневе, Тби-лиси, Севастополе, Львове двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами.
9 ноября. Холодно. На фронтах, начиная с 6 ноября, ничего существенно-го. Наши газеты полны приветственных телеграмм на имя Калинина, Моло-това, маршала Сталина, присланные из различных стран света по поводу 27-й годовщины Октябрьской социалистической революции. Среди многих при-ветствий, опубликовано также на имя Калинина приветствие фарисея Фин-ляндии – президента и маршала Маннергейма. Он написал: «По случаю на-ционального праздника Союза Советских Социалистических Республик про-шу Вас, г-н Председатель, принять мои поздравления и наилучшие пожелания счастья. Выражаю вместе с тем искренние желания финского народа укре-пить прочные и дружественные, на обоюдном доверии основанные, добросо-седские отношения Финляндии с его великим соседом».
Вот старый шакал. Он даже Октябрьскую революцию свел на степень только национальной значимости. От всей его телеграммы так и несет фари-сейством… В будущих столкновениях Финляндия опять окажется против нас. Сколько волка не корми, он все в лес смотрит!
10 ноября. Стало известно, что Болгария еще 6 ноября порвала диплома-тические отношения с Японией. Но более значительным событием явился факт избрания Рузвельта президентом в 4-й раз подряд, хотя это и противоре-чило Конституции США. Народ превыше закона. За Рузвельта голосовали 27 миллионов американцев, а противники Рузвельта собрали 22 миллиона голо-сов. Республиканский кандидат Дьюи признал свое поражение и выступил по радио с поздравлением Рузвельта с успехом, исполнив тем самым долг веж-ливости.
… Сегодня же ТАСС сообщило, что иранское правительство Саеда в два часа 9 ноября подало в отставку. Это хорошо. В Иране без Саеда стало бы значительно чище воздух. Только, думается мне, уход Саедо невыгоден анг-лийской реакции, которая постарается восстановить Саедо…
12 ноября. День выдался без особых обязанностей для меня. Занимался я блужданием по корпусам училища и наблюдением за отдельными чертами жизни обитателей этих корпусов. В столовой холоднее, чем на улице. Офице-ры, одетые в шинели и шубы, вбежав в столовую, внезапно, точно споткнув-шись, останавливались у порога, кивали по инерции головой и быстро прохо-дили к столам. Это они, оказывается, приветствовали тех, которые прибыли к столам раньше других. Разумеется, только некоторые отвечали на приветст-вие, так как заняты были своими тарелками и кружками с компотом. Единого часа завтрака не установлено. Начальство мотивирует, что слабы возможно-сти столовой. По-моему же, дело в слабости самих начальников…
Во дворе, окутанные туманом, носились ватаги ребятишек. Они кричали, как грачи, и метали друг в друга комья снега. Одна группа малышей само-стоятельно изучала водопроводную технику. Один по одному, воровато огля-дываясь, карапузы подбегали к водоразборной колонке, дергали ее рычаг и отбегали в сторону. Один из них дернул рычаг удачно, и сейчас же все запры-гали, наперебой закричали:
– Глянь, полилось маленько…
– Нет, немножко побольше полилось, – возразила девчонка, укутанная в шали и платки. – Ай, как красиво…
Наблюдая за детьми, я подумал: «Многое они не знали бы, точно придер-живаясь совета и запретительных границ, установленных взрослыми. Так и мы, взрослые люди, куда стали бы развитее, если бы нас не сушили рамками запрещений: поехать за границу – нельзя, выписать заграничную газету – нельзя, переписываться с заграницей – нельзя… Все нельзя. И мало ли в чем мы уподоблены детям? Многое для нас кажется таким же странным и дико-винным, как для карапузов – водоразборная колонка… Как мечтаю я о ликви-дации этих препон. Человеку тесно в одной стране. Он всегда мечтает о про-сторах целой планеты…»
15 ноября. Записать что-либо систематическое почти не представляется возможным: события, если можно так выразиться, приняли несистематиче-ский характер. В Венгрии фронт еле-еле движется, на других участках – «без перемен», союзники на западе, как утомленный атлет, выжимает ярды, гитле-ровцы укрывают свои капиталы в Испании, Швейцарии, Аргентине. Намече-ны «к экспорту» из Германии также некоторые видные гитлеровцы, среди ко-торых фигурирует имя Франка. Стокгольмская газета «Афтонбладет» распро-странила сообщение, что Гитлера постиг удар, ограничивший способность речи и парализовавший всю правую сторону его тела. Конечно, верить этому не следует. Гитлер просто занялся самоподготовкой на случай, если придется нырнуть в кусты. Оснований для этого много. Даже руководитель германско-го трудового фронта и генерал войск СА Лей начинает выть от неудач. Не-давно он в «Ангрифе» написал: «Совершенно ясно, что война действует на некоторых солдат опустошающе (и на генералов, добавим мы. Н. Б)… на шестом году войны даже самые лучшие солдаты утратили уже свой пылкий энтузиазм». Но еще с большей откровенностью какой-то немец написал, а письмо это огласил гаулейтер Юри на одном из собраний, что «… мы не мо-жем больше терпеть. Уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Такие душераздирающие крики нашли свое место даже на страницах «Нейес винер тагблат». Действительно, есть отчего Гитлеру пережить удар хотя бы в вооб-ражении. Буря дует с Востока…
Ее волны снесли Пиле-Голаца, руководителя департамента иностранных дел Швейцарии, ушедшего в отставку в связи с отказом СССР возобновить дипломатические отношения со Швейцарией. И в этих условиях совершенно дико прозвучало заявление Франко о праве Испании участвовать в мирных переговорах. Франко козырнул «нейтралитетом» Испании, как достаточной заслугой Испании, сумевшей (не шутите!) спасти мировую цивилизацию… Вот образец бездействия западных демократий: Франко осмеливается кри-чать потому, что англо-американцы не желают наступить ему на хвост. Да что Франко? Лондон, видимо, жалеет, что Франко не правит заодно и Фран-цией. Вот, например, такая мастистая газета, как лондонская «Таймс» напеча-тала статью «Восстановление Европы», в которой призывает заставить фран-цузских членов движения сопротивления «перековать свои меч на орала». Образное это требование «Таймс» выражает желание английской реакции ра-зоружить французское движение сопротивления и оживить вишистские эле-менты, фашистские по существу. А давно ли Сталин предупредил мир, что важно не только выиграть войну, но и прочный мир… Не внемлет словам маршала Сталина английская «Таймс». Твердолоба, что и говорить, очень твердолоба эта газета. Ее критиковать можно только дубиной по голове, а иные доводы не пробьют себе дорогу к ее вниманию…
… По сообщению ТАСС, в японском городе Нагоя умер Ван Цзин-вей, глава «нанкинского» правительства, и 10-же ноября пост его занял новый предатель Чень-Гун-бо. Этому, наверное, не придется умереть: его повесят или сами китайцы или союзники.
17 ноября 1944 года. Немцы снова обстреляли Англию ракетами «Ф-2» и летающими бомбами «Ф-1». Это даже хорошо: британский лев, разозленный немцами, будет проявлять большую активность и научится передвигаться не ярдами, а милями в день. Впрочем, англичане стараются по мере сил не оста-ваться в долгу у немцев. Например, двенадцатого ноября английские самоле-ты «Ланкастер» зажали немецкий линкор «Тирпиц», сбросили на него пяти-тонную бомбу и линкор затонул.
… Сегодня пришлось съездить в места, описанные Горьким, в Сормово. Там, в ателье мод № 3, сняли с меня мерку на пошивку кителя. Тут же «мод-ные» портные предупредили, что китель не будет сшит: заказов много, а де-лаем только наиболее выгодным заказчикам.
Давать взятку я не захотел и, потеряв всякие надежды, отправился трамва-ем домой. Три часа пришлось ехать, вволю накачавшись в трамваях 6, 9, 5. Публики много, много ругани, криков, шуму. Впечатление, что живешь среди дикарей. Только и отвлекал себя от всей этой грустной картины, что смотрел на проезжаемые мимо улицы, ларьки, заводы, дома. Ехал и по улице Комин-терна, и по улице XX-летия комсомола, и по кооперативной и по многим дру-гим. Впечатление чего-то хаотического: деревянные дома, большие и малень-кие, некрашеные и выкрашенные охрой или желто канареечной краской; ста-рые кирпичные дома с заплесневелыми стенами и добротной архитектурой, новые пятиэтажные коробки с трещинами, похожими на зигзаги черных мол-ний. Глаз утомляется от всей этой разбросанности, от всего сумбура зданий и галдежа в трамвае. Откровенно сказать, не будь горькой нужды, не захотел бы я ни за какие деньги путешествовать по улицам Горького. Слишком оче-виден здесь факт полного игнорирования нужд рядового человека, забвение его…
… Вечером взял у товарища одну из книг почти исчезнувшей серии «Ми-ровой истории», редактированной в свое время, кажется, Покровским и Раде-ком. В разделе о Соединенных штатах Америки попалось мне на глаза одно любопытное изречение Александра Стефенса, вице-президента Южной кон-федерации, написанное в 1862 году: «Мы отвергаем ложное представление о равенстве рас. Наша новая власть основывается на противоположном мнении: черный человек не может быть приравнен к белому, следовательно, абсолют-ное, рабское подчинение высшей расе неизбежно и морально оправдано. Впервые в мировой истории мы провозглашаем превосходство высшей расы над низшей, как этическую и философскую истину». Вот кто, оказывается, запатентовал за собой пальму первенства реакционной дискриминации по от-ношению «нисших» рас. Немецкие расовые теоретики, вроде Альфреда Ро-зенберга, только заимствовали мракобесное учение Стефенса и приспособили ее к своим нуждам. Этот факт очень знаменателен, и нам следует остерегать-ся американской «демократии», способной закрыть глаза на возрождение в Америке «этических и философских истин» Стефенса. Когда-то Ленин, ха-рактеризуя сущность мелкокрестьянской страны. Писал: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная эко-номическая база, чем для коммунизма» (см. т. XXVI, стр. 46). Перефразируя эту истину, можно сказать, пока в Америке существуют капиталистические монополии, там больше почвы для фашизма, нежели для настоящей демокра-тии. Отсюда встает перед нами историческая задача – убедить американцев в превосходстве нашей социалистической системы перед их системой капита-лизма. И убедить их можно не импозантностью общей картины социализма, а его деталями: пусть наш каждый гражданин живет богаче и культурнее аме-риканца. Такая агитация будет неотразимой. А у нас есть для этого возмож-ности и стоит только по настоящему захотеть и взяться. Война показала, с ка-кой изумительной быстротой мы можем производить разрушительные сред-ства обороны и борьбы с фашизмом. Так неужели мы не в состоянии развить такие же темпы создания жизненных благ для каждого гражданина СССР. Конечно, можем и должны!…
22 ноября. Сейчас, когда судьба Гитлера предрешена и идет к закату, о нем говорят и пишут гораздо больше, чем в период зенита его могущества. И это естественно: могуществом Гитлера восторгались миллионы, а его падения жаждут сотни миллионов людей. И жажда эта в различной, подчас фантасти-ческой форме, отражается мировой прессой. Уделяется одновременно много внимания и ближайшим сподвижникам Гитлера. Специальный корреспондент газеты «Обсервер», как сообщило агентство Рейтер, опубликовал статью под заглавием «Тайна Гитлера». В этой статье сказано: «Еще большее значение, чем молчание Гитлера, имеет исчезновение Геринга… Не будет ничего уди-вительного, если, если мы скоро узнаем, что с Герингом приключилось что-нибудь роковое».
Если автор статьи «Тайна Гитлера» не куплен фашистами, готовящимися к внезапному исчезновению от взоров людей и от предстоящей ответственно-сти за свои преступления, то его предсказание о судьбе Геринга очень инте-ресно: с Герингом приключится роковое, как с одним из главнейших военных преступников. Вопрос только во времени… А время это, наверное, будет ус-тановлено на предстоящей конференции Сталина, Черчилля и Рузвельта. Эта встреча подготавливается, хотя, по недавнему заявлению Рузвельта на пресс-конференции, еще не достигнуты успехи в деле организации такой встречи. Однако тот же Рузвельт сказал: «Для меня важнее встретиться со Сталиным и Черчиллем, чем с де Голлем… Но географическая сторона вопроса также иг-рает определенную роль».
Мне это вспомнилось в связи с утренней беседой в нашей комнате по во-просу встречи глав трех государств. Один из собеседников в шутку заметил: «Для Америки и Англии удобнее бы видеть Сталина на каком-нибудь англий-ском курорте, но Сталин не любит английского тумана и, пожалуй, настоит на встрече с Рузвельтом и Черчиллем именно в России. У нас меньше тумана и поисправнее работает охрана…» Как там дело не сложится, а вопрос геогра-фический, рассуждая логически, перерастет в вопрос политический и в во-прос престижа. Учитывая конкретно сложившееся соотношение сил, союзни-ки должны принять условия Москвы о месте встречи глав трех государств…
Надо отметить, что нам интереснее, чтобы визит де Голля в Москву со-стоялся до встречи Сталина с Рузвельтом и Черчиллем. Абсолютно необхо-димо выяснить целый ряд вопросов наших взаимоотношений с Францией в деле послевоенного устройства Европы. Важность этого понимают и францу-зы. Например, министр иностранных дел Жорж Бидо во вчерашнем выступ-лении на заседании Французской Консультативной Ассамблеи прямо заявил, что поездка генерала де Голля в Москву будет иметь большое значение для будущего Франции и для улучшения понимания между союзниками, так как невозможно построить Европу без занятия в ней Советским Союзом места, соответствующего размерам принесенных им жертв и его значению. Бидо сказал при этом, что Франция должна сохранить союз не только с западом, но и с востоком, так как многочисленные политические и моральные интересы связывают нас с востоком Европы.
Все это правильно. Жаль только, что Бидо не высказал своей точки зрения на политику региональных соглашений, хотя этот вопрос обязательно станет в недалеком будущем камнем преткновения разногласий между союзниками. Да и самой Франции, если в ней одолеет склонность к атлантическому блоку, угрожает опасность потери экономической независимости: мешок Дяди Сэма или Джона Буля для Франции не будет открыт бескорыстно… Американский беспроцентный миллиард, предоставленный в свое время Советскому Союзу, никогда больше не засияет ни над чьим небом, ибо неповторима обстановка кредита и нет более силы, равной силе СССР…
Для нас «западный блок» неприемлем. Это санитарный кордон, взятый наизнанку. Его всемерно надо не допустить…
24 ноября 1944 года. Агентство Танюг распространило позавчера сообще-ние, что постановлением президиума Антифашистского Вече Народного Ос-вобождения Югославии маршалу Иосипу Броз-Тито присвоено звание На-родного Героя.
Я аплодирую этому постановлению. Тито является одним из немногих людей, для которого любая награда найдет одобрение сотен миллионов тру-дового народа. Тито – это живая легенда о человеческом бесстрашии, безгра-ничной гениальности и мастерстве служить обществу во имя счастья и свобо-ды. Пусть многие годы живет маршал Тито, рыцарь совести и чести нашего времени. Если о нашем Сталине Анри Барбюс сказал как о человеке с лицом рабочего, с головой ученого, в одежде простого солдата, то о Тито можно бы сказать почти то же самое, хотя он носит военный костюм серого цвета с маршальскими знаками – скрещенными ветками маслины и пятиконечной звездой.
Ему сейчас 52 года. Он среднего роста, физически крепок, опрятен и под-тянут. У него решительное и энергичное лицо. Его серо-голубые глаза смот-рят на собеседника пронзительным, но в тоже время и ласковым взглядом. Тито всесторонне образован, владеет несколькими иностранными языками, но любит всего больше свой родной – хорватский. Он любит искусство и вос-питывает любовь к искусству в своей армии и народе. Он безгранично чело-вечен. Таким он и вошел в сознание всех народов Югославии, став для них знаменем стойкости, непобедимости и святой правды, перед которой падут все темные силы реакции. И я счастлив, что в моих записках представился случай упомянуть Тито как Народного Героя.
… Каропетян принес номер «Горьковской Коммуны» за 23 ноября. Какая похабщина в растранжиривании средств. Газета опубликовала в хвалебном тоне сообщение, что отдел по делам архитектуры при Горьковском Облис-полкоме объявил конкурс на составление проекта киоска для продажи вод и установил денежные премии в 1200, 1000 и 700 рублей. Это хуже, чем кры-ловская лягушка… Лучше бы поили в существующих киосках народ хорошей водой, чем премиальные тысячи раскладывать потом рублями на стаканы дурной воды. Привыкли пестро раскрашенной фанерой маскировать и доро-говизну газированной воды и ее дурное качество, а по рукам никто их не бьет за эти «шалости». И смерть не берет подобных «архитектурных» дубин. Це-лую дюжину бы их не пожалел за одного Иосифа Уткина, о гибели которого на фронте сообщила «Красная звезда» за 16 ноября.
… Снова есть в газетах сообщение, что за границей усиленно продолжает-ся в прессе трактовка вопроса о создании блока стран Западной Европы. И Черчилль молчаливо соглашается с планом и идеями такого блока.
Отлегло, как говорили старики. Захотелось создать блок западных госу-дарств без участия России. Не мешает напомнить Черчиллю о его речи, про-изнесенной 7 ноября 1941 года в Гулле перед промышленными рабочими района Тайн. Он тогда сказал: «Русские энергично борются и ведут бои, и ре-зультаты их борьбы имеют особо важное значение». Конечно, русские армии спасли весь мир, Англию в том числе, от порабощения немецкого фашизма. Что было бы с миром и с Англией в частности, если бы перед взбесившимся гитлеризмом не встала русская сила? Англия была не в силе противостоять Германии, не могла ее укротить. Сам Черчилль в вышеуказанной речи в Гул-ле признался в этом. Он сказал: «Мы оказались почти безоружными. Мы спасли в Дюнкерке свою армию, но она вернулась без всяких принадлежно-стей и орудий войны. Если не считать нашей страны и нашей империи, с ко-торой мы неразрывно связаны, все страны мира отказались от нас, решили, что наша жизнь окончена и наша песня спета».
В тех условиях Англии было не до создания западных блоков. Да и не смогли ее спасти никакие западные блоки. Ее спас Советский Союз. Разве этими дурно пахнущими западными блоками надо платить России? Подумай-те хорошенько, уважаемая Западная Европа!
Английский посол в США Галифакс 7 ноября 1941 года, возможно, в один час с выступлением Черчилля в Гулле, произнес речь в «экономическом клу-бе» в Детройте и сказал следующее: «Россия испытала на себе всю сокруши-тельную силу нацистской военной машины, и трудно найти слова, чтобы опи-сать ее великолепное сопротивление… Русские нанесли потрясающие потери Германии, но и сами понесли тяжелые потери не только в людях, но и в мате-риалах. В настоящее время они ожидают, чтобы рабочие Англии и Америки восполнили эти потери, и я уверен, что мы не допустим, чтобы их надежды были напрасными. Наши рабочие не подведут их».
На английских и американских рабочих мы и не жалуемся. Они нас не подводят. Но ведь и не они поднимают вопрос о создании «западного блока государств». Этим занимаются некие другие силы в Англии. И не пора ли эти силы посадить на цепь или, на худой конец, – на крепкие тормоза, иначе они далеко зайдут, выйдут из себя, а тогда им трудно будет войти в себя. Одним словом, нужна им сейчас же смирительная рубаха.
…Конечно, для них нужна иная, чем на Гитлера рубаха. Тот ищет теперь всякую дыру, куда можно ему нырнуть. Он даже не прочь использовать «Жи-вой труп» Толстого… Шведская газета &laq