Глава 33
Гараж и мастерская, где я работал, находились на территории посёлка ПСО-35, а поскольку мы здесь жили, то до работы мне ходьбы минуты две. Очень удобно.
К концу лета для автоколонны на причале, в посёлке «107 километр», построили новый большой бокс, и всех работников перевели туда. На работу опять пришлось ездить за 12 вёрст и брать с собой сумочку с едой. Бокс выстроили из алюминиевых панелей, и служил он местом тёплой стоянки и ремонта автомашин. Здесь же, к боксу, строители прилепили несколько небольших помещений, в которых располагались небольшие цеха: токарный, аккумуляторный, вулканизационный, моторный, вместе сварочный и паяльный, и склад. Контора автоколонны, похожая на небольшой «бамовский» дом, находилась недалеко от бокса.
Паяльщиком в автоколонне работал Володя Смирнов. Так получилось, что и его, и меня разместили вместе, в одном цехе. Здесь мы переодевались, обедали, отдыхали. Здесь Володя паял разные бачки и радиаторы. Моё же рабочее место находилось в боксе. Во время перерыва я заходил в свой цех и мог наблюдать, как рядом работал Смирнов.
Володя старше меня лет на шесть, приехал в Надым с Западной Украины, из города Калуш. Как и я, он не курил и не пил. В этом плане наш «дуэт» считался образцово-показательным: за всё время работы не было ни одного замечания ни по работе, ни по дисциплине.
Больше всего меня забавляло то, как Володя работал. Делал всё не спеша, обстоятельно. Пока выполнял какую-нибудь процедуру, потихоньку что-то намурлыкивал себе под нос. Потом, отложив в сторону паяльные инструменты, доставал кусочек аппетитного сала, резал его на тончайшие пластинки и начинал смаковать. Положит пластинку на язык и, прикрыв от удовольствия глаза, начинает её сосать. Кайф! Нирвана!
После второй пластинки сала Володя брал рабочие инструменты, что-то ковырял в ремонтируемом изделии, и начинал петь свою самую любимую песню, состоящую лишь из одной строчки. Звучало это так: «Где же ты, моя Маргари... (в этом месте им издавался лёгкий, в ритм, присвист от пропускаемого через поджатые губы воздуха, после чего текст допевался) ...та-а?» Затем коротко, секунд пять-семь, он сосредоточенно рассматривал то место, которое готовилось под пайку, и опять: «Где же ты, моя Маргари... (фью) ...та-а?» Раз тридцать эта строчка из какой-то арии или песни исполнялась в первой половине дня и столько же — во второй. Вначале я хотел, чтобы он мне эти слова списал, но потом решил, что работать нам ещё долго и я их выучу так, на слух. Возможности человеческого мозга фантастичны — выучил! Фью...
Ближе к осени Смирнов вернулся из отпуска на барже, сопровождая свои синие «Жигули», которые решил пригнать в Надым. Современному читателю может покажется странным, но до 1983 года в Надыме легковых машин почти не было, на весь сорокатысячный город штук пять. Причины незатейливые: во-первых, все люди приехали сюда на время, чтобы подзаработать, а потом навсегда покинуть этот неприветливый край. Во-вторых, в Надыме не было хороших дорог, кругом песок. И, в-третьих, раз не было дорог, значит, и ездить некуда, и гнать сюда, за тридевять земель свою «голубую мечту» никто не желал. Начальники ездили на УАЗках, имеющих высокую проходимость, а остальная северная техника состояла из всевозможных больших и малых вездеходов.
Но вот Смирнов не побоялся, и пригнал сюда свою легковушку, на которую все смотрели как на диковинку. На ней он стал ездить на работу. Пассажиров не брал, в этом плане слыл индивидуалистом. Исключения делал для автоэлектрика Виктора Шаповалова и для меня. Но я его доверием старался не злоупотреблять, ездил очень редко. Да и ехать как-то не по пути: Смирнов жил в городе, а я в посёлке ПСО, откуда добирался на рабочем автобусе.
Запомнился забавный случай. Как-то раз мне потребовалось уехать в город, и я договорился с Володей, что он возьмёт меня. Дело происходило зимой. С утра погода стояла вроде ничего, температура чуть ниже тридцати. Володя по обыкновению машину поставил на улице, около бокса. Морозец стал крепчать, и к концу рабочего дня температура резко опустилась до минус сорока шести градусов, а может, и пониже. Машина так закоченела, что еле завелась, и то после того, когда двигатель долго грели паяльной лампой. Шаповалов сел впереди, возле Смирнова, а я сзади. Начали трогаться — машина не едет. Пришлось разжигать паяльную лампу ещё раз и греть нигрол в заднем мосту. Опять уселись. Вроде тронулись. Но что это — при движении машину стало подбрасывать, словно мы ехали по шпалам. Едва головой не задевали потолок салона. Володя в меховых рукавицах невозмутимо рулил, потом, шмыгнув носом, произнёс:
— Колёса были приспущенными, и в таком виде закостенели. Но ничего, через полкилометра раскатаются.
Так и произошло, но вначале от езды на замороженных квадратных колёсах смирновской легковушки ощущение было весьма необычным.
*****
А сейчас немного расскажу о качелях. Сварил я их сразу, как только переехали в новый бокс. Я раньше видел в кино добротные качели в парках отдыха, и решил такие же большие, с люлькой внизу, сварить Игорьку. Делал их целую неделю, используя всё своё свободное время и даже обеденный перерыв. Сделал из труб высокую устойчивую станину, на верхнюю ось установил подшипники и к ним прикрепил на прочных толстых арматурных прутах люльку, типа лодочки, рассчитанную на то, что можно кататься сразу двум лицам, стоящим или сидящим друг против друга.
Готовые качели я с соседом Сашей на его КРАЗе привёз в посёлок, краном сгрузил недалеко от нашего дома и сразу установил. Игорюхе такая «игрушка» очень понравилась. Массивная люлька долго раскачивалась, но если уж раскачалась, то останавливалась с большим трудом. Конструкционная особенность позволяла на этих качелях крутить даже «солнце», что особо отчаянные мальчишки иной раз делали. Картина, конечно, жутковатая.
Зимой особо желающих кататься не находилось, а весной 1984 года вокруг качелей опять закучковалась детвора. Вскоре мы уехали на всё лето в отпуск. Когда приехали, то нарвались на грандиозный скандал. Случилось вот что. Как-то местные мальчишки придумали игру: раскачавшись на качелях, стали прыгать с них по принципу — кто прыгнет дальше, тот и победитель. Допрыгались: сын Алексея Исаева (экскаваторщика ПСО) сломал ногу. Дети есть дети. Потом качались девчушки, одна из них (дочь художника ПСО Геннадия Гагарина) или вещицу какую уронила вниз, или что-то не рассчитала — полезла под качели, когда люлька находилась в раскачке, и ей перешибло нос. Крови, говорят, было — страшно смотреть. Кто виноват? Конечно, хозяин качелей.
Когда мы приехали из отпуска, родители потерпевших детей прибежали к нам и чуть не с кулаками набросились на меня, при этом кричали: «Мы тебя отдадим под суд» (я тогда ещё был народным заседателем). Я поначалу растерялся, дело серьёзное. Потом немного пришёл в себя и говорю: «Качели мои, признаЮ, но сделал я их для своего сына. А то, что кто-то на них качался, когда я был в отпуске, ответственности не несу, надо было смотреть за своими детьми. Мой сын, как видите, здоров, потому что качается в моём присутствии». И ещё говорил им что-то подобное. Отстали. Но это ещё не всё. Уже ближе к осени приезжаю с работы и чувствую, что на территории у дома чего-то не хватает. Ба! Нет моих качелей. Вижу, что от того места, где они стояли, как после плуга тянулся по песку свежий рыхлый след. Я не расстроился. Позже узнал, что это Исаев трактором «Беларусь» утащили моё изделие на городскую свалку. Долго, говорят, там лежала странная исковерканная конструкция.