Байконур - 9

Глава 8

На фото я с гитарой. Служилось с песней в армии гораздо легче.

 Когда мы ещё только ехали на поезде в часть, среди ребят ходил разговор о том, что в армии существует такое явление, как дедовщина. Это когда старослужащие солдаты, образно говоря, измываются над вновь прибывшими: заставляют их стирать свои портянки, отбирают хорошие личные вещи, снимают у молодых новое обмундирование (ремни, сапоги, панамы), а взамен отдают своё старое. По правде сказать, я с некоторой тревогой ожидал, когда же начнутся эти притеснения и поборы у нас. Мы нередко в личное время прогуливались по городку, заходили в кафе выпить по стакану сока, но никогда даже намёка не было на какую-либо дискриминацию молодого пополнения.

 Вскоре я узнал причину нашего спокойного существования. Оказывается, накануне нашего прибытия в часть, здесь вышел жёсткий приказ, подписанный командиром части Львовым, суть которого сводилась к тому, что если командованию станет известен хоть малейший факт жалобы прибывших солдат на старослужащих — обидчика будет ждать суровое наказание, вплоть до трибунала (военного суда). И хочу сказать, что на протяжении всей службы я даже слова такого, как «дедовщина» не слышал. Возможно, повезло, но, скорее всего, это во многом зависело от позиции командира части в таком щепетильном вопросе.

 *****

 По вечерам мы собирались в курилке и начинали петь. Звучали песни не так бодро, как когда-то в поезде, и навевали грустные воспоминания о прошлой, гражданской жизни.

 Песен пелось много, и были они самой разной тематики. Некоторые — грустные, о любви, некоторые — с задоринкой, были и блатные с налётом романтики. (До сих пор у меня хранится армейская тетрадка с текстами таких песен, среди которых: «Караван Шумир-Али», «Дочь рыбака», «Колыма», «16 тонн», «В парижских балаганах» и многие другие). К нам подходили сержанты и внимательно слушали наши напевы. Я видел, что они им очень нравились.

 А в песню «Пёс» просто влюбились и просили меня исполнить её несколько раз, она, кстати, и мне самому очень нравилась. Текст песни можно читать, как интересное стихотворение (автора я не знаю, но некоторые приписывают его С. Есенину)[1].

Уткнув в стекло свой мокрый нос,

Всё ждёт и ждёт кого-то пёс.

Я руку в шерсть ему кладу

И вместе с ним кого-то жду.

Ты помнишь, пёс, пора была,

Когда здесь женщина жила?

Но кто же мне была она?

Не то сестра, не то жена.

Порой казалось мне, что дочь,

Которой должен я помочь...

Она ушла, и ты утих —

Не будет женщин здесь других.

Мой славный пёс, ты всем хорош,

Но только жаль, что ты не пьёшь.

Уткнув в стекло свой мокрый нос,

Всё ждёт и ждёт кого-то пёс...

 *****

 Вторая песня, которую могли слушать ежедневно хоть по сто раз, называлась «Шаги», стихи которой написал Анатолий Поперечный а музыку Ян Френкель. Её в своё время исполнял Владимир Трошин. Песня, как говорится, брала за душу... В прекрасных поэтических строчках чувствовался и дух родного дома, и гул космодрома...

По тишине как на воде круги,

Я слушаю бессонницы шаги.

Бессонница шагает по Земле,

По синим космодромам на заре.

Припев:

Шаги! Шаги!

По трапу, по траве!

По белым облакам,

по синеве!

Шаги! Шаги!

По небу пять шагов!

За каждым шагом —

отзвуки миров!

И я не сплю, я слушаю шаги,

В домах уже погасли огоньки...

Мужчины отдыхают чтоб опять

На зорях по Земле большой шагать.

(Припев)

А под Калугой в маленьком селе

Сегодня утром радостно в семье:

Шагнул мальчишка! Первый раз шагнул!

И вновь на космодромах слышен гул!

(Припев)

 *****

 Как-то ко мне подошёл дневальный и сказал, что меня вызывает в каптёрку сержант Сысоев. Каптёркой называлось помещение в казарме, где хранилось различное имущество роты, и там, обычно, отдыхали наши сержанты. Я зашёл и доложил о своём прибытии.

 — Вольно! Проходи ближе, садись.

 В каптёрке кроме сержанта находился ещё каптёрщик в звании рядового из числа старослужащих. Я прошёл к столу, сел на стул и взглянул на сержанта, теряясь в догадках, зачем я мог понадобиться ему. Я знал, что солдаты, сержанты и офицеры обязаны обращаться друг к другу на «вы», а тут Сысоев обратился ко мне на «ты».

 — Я хочу попросить тебя, чтобы ты показал мне несколько аккордов и научил играть на гитаре. Поможешь?

 — Помогу, — согласился я, понимая, что другого ответа сержант не ждал. Должен заметить, что на сержанта за его муштру зла уже никто не держал, за эти дни к нему уже все успели немного привыкнуть. Тем взводом, в котором находился я, командовал по-прежнему младший сержант Степаненко. Так что моим прямым командиром Сысоев не был.

 На следующий день после ужина я пришёл со своей гитарой в каптёрку и начал показывать сержанту, как и договорились, гитарные аккорды. И тут обнаружилось, что аккорды он знал не хуже меня, да и бренчать немного умел. Я поначалу подумал, что, может быть, он меня просто испытывал: соглашусь — не соглашусь, но оказалось, что его заинтересовали только песни, которые знал я. Всё обучение свелось к показу нескольких аккордов этих песен и переписыванию их текстов.