* * *
Когда обнаружилась измена Фердинанда Кобургского и Радославова, в каждой из трёх союзных стран Согласия раздались громкие упреки, направленные против правительства за непринятие своевременных мер к её предупреждению. Громче всего они раздались, само собой разумеется, в России. Для нас это предательство должно было повлечь за собою наиболее тяжёлые последствия, и наше общественное мнение болезненно ощутило нравственную низость болгарской измены. Главная доля упреков обрушилась, как и следовало ожидать, на русскую дипломатию и на меня, как ответственного её руководителя. Не только печать националистического направления с «Новым временем» во главе, но и те общественные круги, где к вопросам внешней политики относились вообще более объективно и спокойно, порицали недостаток бдительности, проявленный моим ведомством по отношению к такому, первостепенной важности фактору, как Болгария, в европейской войне, разгоревшейся на почве балканского вопроса. Даже в Государственной Думе, где моя внешняя политика находила нередко благожелательную оценку и поддержку, раздались по моему адресу упреки, которые были тем более мне чувствительны, что я не мог в ту пору раскрыть полную картину бесчисленных трудностей, которые препятствовали успешному воздействию держав Согласия на Фердинанда Кобургского для удержания его в своей орбите. Среди этих трудностей главная заключалась в отсутствии согласованного плана действий у наших западных союзников в вопросе о выступлении их на Ближневосточном фронте, которое одно могло помешать болгарскому нападению на Сербию. Появления сильного союзного отряда в нужный момент в Салониках и в долине Вардара, хотя бы в составе союзных отрядов, отправленных в Дарданеллы для выполнения почти безнадежной задачи захвата Константинополя с суши, при отсутствии базы, которая позволила бы союзникам развернуть свои силы, было бы, вероятно, достаточно, чтобы удержать Болгарию от вмешательства в войну и спасти десятки тысяч загубленных жизней. Хотя Галлипольская экспедиция не разрешила своей главной задачи, она тем не менее оттянула часть турецких сил от нашей границы и этим способствовала беспрерывным военным успехам, подчинившим нам всю северо-восточную часть Малой Азии.
Кто у наших союзников был виноват в неудачном исходе Галлипольской атаки, затянувшем войну на долгий срок, я не берусь решить. Во Франции раздавались обвинения по адресу Делькассе, который будто бы противился всякому ослаблению французских сил на главном фронте посылкой отрядов на Балканы. В Англии считали ответственным за неудачу экспедиции г-на Уинстона Черчилля, сторонники которого слагали, в свою очередь, вину на лорда Китчинера, погибшего впоследствии на море при отплытии в Россию, куда он отправлялся для разрешения вопросов согласования военных действий против Германии. Вероятнее всего следует искать причину слабости восточной политики наших союзников не в личной ответственности того или другого из названных лиц, а в отсутствии той полной согласованности военных действий, которой им удалось достигнуть лишь под конец войны и которая дала им победу.
Для России неудача Галлипольской экспедиции была большим бедствием. Последствий её мы не могли исправить собственными силами вследствие невозможности переброски на Балканский фронт наших войск с малоазиатской границы, где они вели наступление против турок. Для выполнения такой задачи наши транспортные средства были совершенно недостаточны. Помимо этого наша главная квартира требовала отправления на наш Западный фронт всех частей, которые не были настоятельно необходимы для удержания наших завоеваний в Малой Азии и для дальнейшего продвижения в пределах Азиатской Турции.
Я получал от нашего посланника в Болгарии А. В. Неклюдова настоятельные просьбы о спешной отправке десантов в Варну и Бургас, занятие которых русской военной силой могло одно, по его мнению, предотвратить предательство короля Фердинанда.
Это мнение не было лишено основания, но решать вопрос о его выполнимости приходилось не мне, а нашим военным властям, у которых мысль Неклюдова не встретила сочувствия. В письме, полученном мною от генерала Алексеева по этому поводу в октябре 1915 года, он сообщал мне, что перевозка русских отрядов в Сербию по Дунаю была невозможна и что высадка войск в Варне или Бургасе была бы выполнима только в том случае, если бы мы располагали Констанцей как операционной базой. Перевозочная способность всех судов, находившихся в Одессе и Севастополе, не дозволяла посадки более двадцати тысяч человек единовременно. Таким образом, по мнению генерала, первые десантные отряды подверглись бы серьёзной опасности до высадки всего экспедиционного корпуса. Ввиду этого Россия оказывалась не в состоянии подать прямую помощь Сербии, но она могла оказать ей действительную поддержку возобновлением своего наступления в Галиции. На этом решении и остановилось наше верховное командование. Что же касается Болгарии, то она оставалась вне нашего воздействия.