Репортаж 4
ПРИСЯГА
Прошло полчаса.
Время - май 1938 г.
Возраст - 11 лет.
Место - ст. Океанская.
Вихри враждебные веют над нами.
(Песня)
Ученые говорят, что животные способны к обмену информацией. Уж кто как умеет. Кто -- хвостами, кто - ушами, а кто горлом на бас берет. Но ни у кого нет за тот случай недопонимания. А чем язык сложней, тем больше недоразумений. Язык шимпанзе насчитывает до полусотни звуков. А, в результате, -- нате! -- шимпанзе овладели искусством обмана! Почему б и не соврать, раз это выгодно. Вот, горилла и заговорила.
Но не все обезьяны заговорили: молчат те, кто почестней, чтобы ненароком не превратиться в людей, которые придумали столько синонимов и омонимов, что словами говорить, значит, -- мысли утаить. Ложь словом стала так правдива, что кто-то, из мудрецов древних, изрёк: "всякое слово реченное - есть ложь!" Так в пелёнках лжи родился "гомо сапиенс".
Из-за скудости словарного запаса, наши воспитатели далеки от таких филологических проблем. По количеству используемых слов им до шимпанзе далековато. В общении с себе подобными, обходятся чекисты несколькими матерками, которые, по надобности, преобразуются в любое понятие. И существительное, и прилагательное, и глагол. А, то и без слов обходятся, -- жестами. Вместо категоричного "нет" -- показывают полруки. А если "нет" деликатное, то хлопают ладошкой по ширинке. Ещё конкретней разговоры на пальцах: один оттопыривает большой и мизинец, а второй, в ответ, либо щелкает пальцем себе по шее, либо вздыхает, а большим пальцем указательный и средний потирает. Жестов и матюков у чекистов столько - сколько тем для общения. Преимущества таких бесед не только во взаимопонимании, но и в том, что в разговоре невозможно вольнодумство и крамольный в СССР юмор! А это важно для "рыцарей революции", которых Сталин назвал "идеалом для Великого советского народа". Вероятно, в недалеком "светлом будущем", язык матюков и жестов останется единственным языком у идеального народа СССР из палачей и стукачей.
Но когда Гнус захотел переложить на воспитателей часть тяжкого труда по перевоспитанию чесеиров - произошел филологический сбой: язык и жесты чекистов не совсем подходили для "воспитательного процесса". Закоснелый в матерщине язык чекистов так и норовил, "для ясности", втиснуть парочку авторитетных, как "булыжник пролетариата", матюков, которые проникали даже между словами: "товарищ" и "Сталин"! Это оживляло политическое выступление, но впечатляло наповал тех, кто не достиг уровня чекистского языкознания. Поэтому инициатива Вещего Олега и Мотора, проводить занятия по изучению "Биографии Сталина", нашла поддержку, даже, у подозрительного Гнуса. По возрасту Вещий и Мотор были старшими из огольцов ДПР. А когда созрела эта инициатива, они вошли в доверие воспитателям так, что те уважительно называли их "паханами". Заслужили они это почетное звание примитивными, а потому понятными для чекистов способами: демонстрацией силы, жестокости и жажды власти над чесиками, а главное - неукротимой тягой к доппитанию. Демонстрируя перед воспитателями силу и хамство, скрывают они то, что доппитание, которое получают паханы по их высокому статусу, попадает в желудки тех пацанов, которые в этом нуждаются. А хлесткие оплеухи, которые паханы раздают пацанам и огольцам при воспитателях, особенно, при Гнусе, всем понятны и не обидны. Как доверять бразды правления тому, кто не бьёт других по мордасам!
Сперва на занятиях Вещего и Мотора сидел, позевывая, кто-нибудь из воспитателей, -- контролировал. Потом воспитателям это надоело, потому как нарушало нормальное течение сорокоградусной общественной жизни чекистского коллектива, которая, во время наших занятий, радостно булькала в кабинете Таракана. Перед каждым таким собранием у Таракана появляется принесенный со станции чемодан из которого раздаётся мелодичный звон бутылок. Когда чемодан открывают, чтобы достать оттуда угощеньице дежурному, то дежурку наполняет умопомрачительно волнующий запах копченой кеты. А часа через два коллектив воспитателей, крепко споянный и спаянный на совещании, шумно вываливается из дверей мансарды на крутую лестницу. Поддерживая друг друга, педколлектив сплоченно преодолевает лестницу и коридорчик с решетчатой дверью, а во дворе распадается на индивидуумов по емкости мочевых пузырей. Одни опорожняются прямо с крыльца, другие - посреди двора, а наиболее ёмкие, описАв по хоздвору сложную математическую загогулину, опИсивают изнутри и снаружи вонючий нужник около флигеля. А Таракан, чувствуя после мочеиспускания ещё и позыв на речеиспускание, положенное ему, как начальству, возвращается к дежурному и изливает на него застойную, тоскливую муть со дна чекистской души:
-- Мы с тобой - кто? Понимаш?... Ик!... Не-а, не понимаааш-ш... Ик!... Штоб понять выпившего, надо выпить поболе его! Ик! - Таракан поднимает палец многозначительно и сообщает дежурному доверительно: -- Мы пере... перепитатели... ик!... Тьфу, ну и словечко!... Пере-вос-пи-та-те-ли... ик!... вражеских элементов!... ик!... Така работа -- враз хренеешь... ик!... А наука установила...ик!... что алкоголь в малых дозах полезен... ик!... в любом количестве!... В любо-ом! Ик!... Но! токо в малых дозах... ик!... Учёные говорят: "пить НАДО в меру", ик! значит, главное, -- пить нааадо! Ну, и меру знать!... ик!... чтоб не попасть в недопитие... ик! иль - хужее: в недоперепитие... ик!... И... и не туды, не суды... будто без воды, ик!... Я свою меру знаю, токо... водки стоко не бывает. Ик! Ить, надо мне и другим оставить! А есть и среди нас не пьющие... Ик! Которы своё выпили... Понимаш? Ик!
"Не пьющим" Таракан называет Гнуса, который не принимает участия в "совещаниях" у Таракана по хилости здоровьишка, а скорее - по своим хитрым соображениям. Давняя совместная служба связывает Гнуса и Таракана. Оба они в "органах" с самого их появления. Но ни тот, ни другой высоких чинов не достигли, хотя у обоих руки по локоть в крови тысяч людей. Все эти годы профессиональный палач, здоровяк Таракан, служил под началом хитрого и вздорно злобного Гнуса, беспрекословно ворочая за него кровавую работу чекиста. Считались они в ВЧК закадычными друзьями. Их симбиоз считали дружбой и ставили в пример другим чекистам, всегда готовым нагадить в карман сослуживцу: раз уж служба такая... подлая. Вроде, не хочешь, а надо подляну мастырить.
Но! По какому-то начальственному капризу, роли друзей переменились. Самолюбивый, мнительный и желчный Гнус попал в подчинение к грубому простаку Таракану. И хотя Таракан потакает своему бывшему начальнику, завистливый Гнус не может смириться с тем, что теперь он подчинён тому, кого привык считать беспрекословным исполнителем своих прихотей. Ревниво воспринимает Гнус любое действие, особенно, вмешательство Таракана.